не получилось, и в связи с этим я понял, что без образования хода нет. По этой причине резко изменилось моё отношение к учёбе.

Вечерняя школа № 1 работала в две смены: работаешь в первую — учишься во вторую, и наоборот. Молодых в классе было всего три человека. Остальные были в годах, отслужили в армии, имели семьи. Я старался учиться хорошо, делал уроки, не пропускал занятия. Родители меня не узнавали.

Мои друзья Василий и Володя регулярно ходили на танцы в Дом офицеров, в клуб Дружбы (мебельная фабрика), а мне было некогда. В те годы вся молодёжь гуляла по улице Краснооктябрьской от кинотеатра «Октябрь» (рядом с почтой) до парка с танцплощадкой, которую называли «Клеткой». Вход в «Клетку» был платный. Часто ходили в кино. Фильмы менялись через два-три дня, вечером билет стоил 25 копеек. Этот участок улицы называли «Бродвей».

У меня появился новый знакомый. Демобилизовался из армии, на 4 года старше, жил через дом от нас. Его отец работал в нефтедобыче под Майкопом. Звали его Владимир Затулин. Я и сейчас вспоминаю наши с ним поездки за бензином. Родители после дембеля купили ему мотоцикл с коляской К-750. Мы с ним выезжали из города на Лабинск, после Кужорской сворачивали на слабо заметную колею и проезжали по склону километра два. Останавливались около врытого в землю бака. Он был не менее четырёх метров в диаметре, с приваренной крышкой. Над землёй ёмкость возвышалась на 15–20 см. В крышке было небольшое отверстие, закрытое куском железа и прикрученное двумя гайками. Мы снимали крышку и ведром на верёвке набирали две канистры и бак мотоцикла. В ёмкости была очень чистая нефть. На ней мотоцикл нормально работал. Чистая белая майкопская нефть — не вымысел.

После моего сокращения мама устроила меня на Кроватно-механический завод учеником слесаря в ремонтный цех. Это она сделала через хорошую знакомую, тоже учительницу, муж которой был главным инженером на этом заводе, по фамилии Фенченко Б. М. Завод располагался на углу улиц Курганной и Жуковского и занимал третью часть квартала. С трёх сторон его были жилые дома. На этом заводе делали кровати с панцирной сеткой, спинки, производили хромирование деталей. Была своя плавильная печь — вагранка. Кокс для неё и чугунные чушки получали через местный совнархоз. Отливали также плиты для печей разных размеров, втулки12 для колёс гужевого транспорта, башмаки для электрических утюгов, которые также делали на заводе. Бытовых помещений и столовой не было. Был только буфет, куда обед привозили в термосах. Но был клуб и библиотека, была хорошая база для организации турпоходов и поездок на море, работал кружок художественной самодеятельности. Все затраты брал на себя профсоюз.

Особенно запомнились волейбольные баталии между цехами в обеденный перерыв. Волейбольная площадка была огорожена высокой сеткой, перед которой собирался весь народ. Играли с энтузиазмом, «болели» с хорошим настроением, с юмором.

Бригада, в которую меня включили, состояла из шести человек. Бригадир — Дрокин Дмитрий Михайлович, слесарь с редкой фамилией Кумбарули — грек, остальные фамилии не помню. Бригада обслуживала кроватный цех. Оборудование самое разное — от прессов до гальванического участка. Бригада квалифицированная, простоев было мало. Зарплата в цеху от выработки, у ремонтников — оклад, ученику платили тридцать рублей, правда, налоги не брали. Обед стоил 50 копеек. Начальником ремонтно-монтажного цеха был пожилой человек по фамилии Змеев. По нему было видно, что меня он терпит под давлением главного инженера.

Мне особенно запомнилась работа, которую я выполнял первое время. На участке полировки труб кроватей и башмаков утюгов вентиляция от полировальных станков была мощной и подземной, длиной около 15-ти метров. Она заканчивалась камерой, над которой был установлен вентилятор № 6 и вертикальная труба. Периодически подземный участок вентиляции диаметром 70 см забивался рыхлой массой — отходов войлочных и тканевых кругов с абразивом, ржавчиной и пастой гóи. Трубы сначала шлифовали, наносили никель, затем полировали. Поэтому масса была липкая и пыльная одновременно. Чистка трубы заключалась в том, чтобы пролезть по трубе на четвереньках и протащить за собой специальный ёрш. Делали это все члены бригады по очереди, а меня, как молодого и ученика, стали использовать регулярно. Я это безропотно исполнял, пока не вмешался начальник цеха. Человек вылезал из трубы как сплошной комок сажи и грязи. Противогаз защищал лицо и дыхание, всё остальное было чёрным. Никакой комбинезон не спасал.

Я получил возможность сдать на разряд только в октябре 1963 года: не было свободной ставки слесаря. Но в сентябре 63-го завод переименовали в «Станконормаль» и мы перешли из совнархоза в министерство станкоинструментальной промышленности. На заводе были организованы группы по подготовке наладчиков автоматов, предусматривалось техническое перевооружение, освоение новой продукции. Я входил в группу, в которой занимались 15 человек. Техминимум сдали пять человек. Занятия вёл начальник техотдела Пушин. Эти занятия заложили во мне понятия технологии металлов, режущего инструмента, его конструкции, кинематики металлообрабатывающего оборудования. Всё это пригодилось мне в институте. Курсы закончил успешно, и в ноябре 1963 года мне присвоили третий разряд наладчика автоматов. Учёба проходила после работы, а вечером надо было идти в вечернюю школу, что было тяжеловато.

Ко времени окончания курсов на завод поступило новое оборудование. Мне предложили осваивать автомат А121 для болтов и винтов М6. Первые винты делали из латунной проволоки. Проблема была с инструментом: ломался после нескольких ударов. Термички ещё не было, всё калили без приборов, на глазок. Был создан участок подготовки металла: волочильные станы, линия травления и покрытия металла. Через полгода завод начал выдавать болты, винты, шпильки, точёные изделия. Всё шло на станкозаводы.

Работали в две смены. В начале 1964 года работал наладчиком на участке в первую и вторую смены. Вечером работало семь-восемь операторов, в основном женщины, на разном оборудовании — резьбонакатных, сверлильных, фрезерных. У меня были высадочный и резьбонакатный автоматы. Получал за свою продукцию и процент от бригады доделочников. В 1964 году у меня была заработная плата 130–140 рублей — больше, чем у отца, советника юстиции (подполковника), — 120 руб.

В сентябре 1963 года в военкомате мне вручили предписание призывника (был такой документ перед призывом в Советскую армию). В нём указывалось, что к первому сентября 1964 года я должен пройти медкомиссию, пройти обучение в школе ДОСААФ на радиста и получить удостоверение специалиста 3-го класса. После прохождения медкомиссии мне удалили гланды. До этого было хроническое воспаление миндалин и часто болело горло. После этого про горло забыл. Запломбировали первый зуб. Пломба простояла почти тридцать лет.

В школе радистов учился шесть месяцев. Изучали