Сказалась ошибка в постановке диагноза и назначении лечения. Когда она обнаружилась, ничего уже нельзя было поправить, мучили боли и слабость.

Я учился уже в десятом классе. Перед этим была очередная реформа среднего образования — ввели 11-й класс, и надо было учиться ещё один год. Наша новая квартира находилась на улице Полевая (сейчас это улица Ветеранов), в двух кварталах от улицы Краснооктябрьской. Это был небольшой старый дом на два хозяина. В одной половине с окнами на улицу жили Орешкины, пенсионеры. У нас холодный коридор и две комнаты, отопление дровами, вода и туалет во дворе. В это время старший брат Владислав поступил учиться в Ростовский университет на факультет журналистики. Нас осталось четверо. Наши окна выходили во двор и огород. Во дворе сарай для топлива и других домашних вещей, например для велосипеда, в огороде несколько плодовых деревьев (абрикосы, урюк, жердели), небольшая беседка с хорошим виноградом, грядки… Два дерева — урюк и крупная, хорошая на вкус жерделя — давали каждый год такой урожай, что мама вёдрами раздавала его соседям. Под нашим окном росла айва. Плоды у неё были крупные и после первых заморозков становились мягкими, сочными, ароматными. Варенье из них было самым лучшим. Я это говорю к тому, что тогда были хорошие сорта, их умели выводить, но сейчас, к сожалению, это почти утрачено.

Рядом с нашим домом стоял кирпичный. В нём жили четыре семьи. До революции в нём жил хозяин кожевенного производства, а в соседних домах — его работники. Улица Полевая была очень тихая, вся заросшая травой, не было даже следов дороги. Вся молодёжь с улицы использовала её как площадку для игры в футбол, волейбол и другие игры. Сосед Орешкин был всегда в подпитии, жалко было его жену — тихую забитую женщину. Говорили, что он бывший сотрудник НКВД.

Новый 1961 год встретили на новом месте. Прошла денежная реформа. Новые деньги действовали тридцать лет, до реформы 1991 года. После зимних каникул я пошёл в среднюю школу № 5, доучиваться в десятом классе. Школа находилась около машиностроительного завода. В ней была специализация — техника для леспромхозов. На практику меня направили к меднику. Я помогал ему переделывать автомобильный радиатор на двигатель автомобиля МАЗ для мощной трелёвочной лебёдки11.

Учёба во втором полугодии десятого класса в новой школе у меня не заладилась — новые знакомые, новые учителя… Я как-то замкнулся. Переход от сельской школы к городской мне не удался, и знания оказались слабоваты. Все мои одноклассники учились вместе с первого класса, а я был среди них чужаком. В классе верховодил Иванов Юрий. Он играл на саксофоне в школьном оркестре и уже выпивал перед школьными мероприятиями. Папа его заведовал какой-то базой, так что сын его в школу иногда приезжал на «Победе». Он пытался взять меня в свою команду (под свою команду), но я привык быть независимым. В общем, не доучившись до конца года, школу бросил. Мать ревела, отец ругался, а я заявил, что пойду работать.

Пока я учился в школе, у меня появились два товарища. Один жил с бабушкой и старшей сестрой в соседнем доме — Павлов Василий. Второй, Коновалов Владимир, жил в районе железнодорожного вокзала со своими родителями в своём доме. Василий не знал, кто его родители. Владимир жил в полной семье, отец у него работал лесником. Оба старше меня на год. После семилетки пошли в ПТУ (профессионально-техническое училище), работали в СМУ-38 (строительно-монтажное управление) каменщиками. Старший брат Владислав перешёл на второй курс университета, Катерина училась в школе, мама устроилась на работу в вечернюю школу рабочей молодёжи № 2, в десяти кварталах от нашего дома. Всё лето я провалял дурака, но к первому сентября надо было работать, иначе в школу рабочей молодёжи не принимали.

IV

С работой в 1961 году было сложно, особенно несовершеннолетнему и без профессии. Точно не могу сказать, как родители устроили меня в СМУ-38 разнорабочим в бригаду бетонщиков. Условия для несовершеннолетних: рабочий день короче на один час, во вторую смену привлекать запрещено. Подал документы в вечернюю школу рабочей молодёжи № 1. Она была на углу улиц Пролетарской и Жуковского, это школа десятилетка. Приняли в десятый класс, а сверстники учились в одиннадцатом классе.

В бригаде мне приходилось заниматься разными работами: рыть траншеи, ставить опалубку, заливать бетон. Много было земляных работ. Осенью нашу бригаду направили на гидроизоляцию водоотстойников городской насосной станции. Воду для города брали из водохранилища реки Белой (сейчас это водохранилище исчезло, заросло лесом). Отстойники представляли собой три длинных бетонных жёлоба, шириной пятнадцать метров, глубиной три метра. На бетонную поверхность надо было нанести специальный слой штукатурки с помощью спецагрегата, который работал только на чистом тёплом песке. Из листа железа сделали большую жаровню, привезли дрова, металлический ящик с крышкой, мелкое сито и песок. Мне предложили сушить песок ночью, а днём отдыхать. Я согласился. Моей задачей было сеять, сушить и ссыпать песок в ящик. Утром приходила бригада и начинала работать, а я уходил домой. Так было две недели. Потом стали топить смолу и в три слоя наклеивать рубероид.

Однажды меня с напарником послали готовить для перевозки смолу. Она была вылита из вагона в неглубокую яму. Надо было откалывать куски для погрузки в машину. Это было на железнодорожной станции Майкопа. В пятнадцати метрах была охранная зона с собаками и вышками. Заключённые строили шпагатно-верёвочную фабрику. Условия охраны были жёсткие. За несколько дней нашей работы слышал выстрелы.

Затем нашу бригаду перевели на стройку картонно-целлюлозного завода (КЦЗ). Корпуса были готовы, залит фундамент картоноделательной машины длиной около сорока метров. Наша бригада занималась уборкой в помещениях, заделкой дыр, исправлением мелких дефектов. При заливке фундамента была допущена ошибка (как и почему, не знаю). Надо было сдолбить фундамент на 20 см, освободить анкерные болты. Фундамент в основном ленточный, но были и широкие места. Бригадир отыгрался на самом молодом, на мне, и дал мне на это месяц. Первую неделю я не чувствовал рук после отбойного молотка. Потом втянулся, но ещё долго руки сами сжимались и начинали дёргаться, и во сне тоже. Я был страшно зол на бригадира. Невзрачный мужик с жёлтыми пальцами и зубами. Постоянно курил сигареты махорочные, стоившие 4 коп.

Наступила зима 1962-63 годов. В СМУ я проработал всего пять месяцев. Зарплата около семидесяти рублей. Работы стало мало, и меня 15 февраля 1963 года сократили. Мне шёл девятнадцатый год, и льготы на меня уже не распространялись. Найти другую работу у меня