Джек был ошеломлен.

— Ну и работенка, — он помотал головой. — А для меня сделать для детей бутерброды с тунцом — уже проблема!

Она засмеялась.

— К этому привыкаешь. У меня отработанная система, так что даже на большое количество идет не так уж много времени. Хотя надоедает.

— А ты делаешь сандвичи с яичницей? Как ты взбиваешь яйца? Я терпеть не могу это делать, они все время расплескиваются.

— С хорошим миксером не расплескиваются.

— Ты искусница!

— Я каждое утро делаю пятьдесят сандвичей с яичницей и кресс-салатом. Мне бы не хватило времени перемешивать их вилкой.

Он вытаращил глаза.

— Пятьдесят?! — Он скорчил гримасу. — А еще у тебя какие начинки?

— Тунец с майонезом, тунец с огурцом, куриная строганина, салат из сыра, сыр с пикулями, куриный салат, ветчина и салат, средиземноморский салат — это когда сыр-фета, оливки, помидоры и перец уложены на листья салата и политы оливковым маслом; ну, я не знаю, что еще, тысяча вариантов.

— Каждый день? — Казалось, он не верит. Как и большинство людей, узнающих, какой это серьезный бизнес.

— Каждый день, — заверила она. — Кроме субботы и воскресенья. В эти дни у меня только продажа в гаражах, а это легко.

Джек покачал головой.

— Я и представить себе не мог.

— Не ты один. — Молли сдула пенку с кофе. — Ну как продвигается книга?

Он фыркнул.

— О, превосходно. Только слова не идут на ум.

— Застопорилось? — посочувствовала она, не имея ни малейшего представления о том, что ему приходится преодолевать.

Джек криво усмехнулся.

— Боюсь, редактор считает прихотью то, что я не даю затащить себя под жернова профессиональной дисциплины.

— А это так? — спросила она, стараясь сдержать улыбку.

Джек засмеялся.

— Вероятно. Как бы то ни было, я каждое утро сажусь за компьютер, и — ни с места. Я надеялся, что при моем опыте эта проклятая вещь получится сама собой, но не тут-то было.

— Может, ты выбрал неудачный прообраз? — предположила Молли.

— Придется еще подучиться. — Джек откинулся в кресле: в одной руке — кружка, другую засунул в карман джинсов.

Она огляделась. Так вот он какой, его дом, а также дом для собаки, для рыжей кошки, которая сидит на подоконнике и глядит на птиц, и для всех его детей.

Холодильник облеплен пестрыми магнитами, держащими памятки, картинки и прочую ерунду, на стенах приклеены скотчем детские рисунки с подписями.

Рисунок космического корабля был вставлен в рамочку и подписан: «Себастьян Селенка».

— Это Себ? — удивилась она.

— Да. У них осталась фамилия родителей.

— Хотя ты их усыновил?

— Да. Я чувствовал, что так будет правильнее. Я только охраняю их детство, слежу, чтобы с ними ничего не случилось, пока они растут. Они дети своих родителей, а не только мои.

Молли с любопытством на него посмотрела.

— И ты никогда не жалел о своем поступке?

— Никогда.

Быстрый, решительный ответ, подчеркнутый движением вскинутой головы.

— Хотя это означало кардинальное изменение твоего образа жизни?

Он печально усмехнулся.

— Действительно, кардинальное. Я был разведенным, ничем не обремененным детективом и меньше чем за год превратился в женатого, потом овдовевшего родителя для четырех детей, собаки и кошки. К тому же сменил работу, — точнее говоря, это явилось стимулом к тому, чтобы покончить с ежедневным хождением на работу.

— Тебя это не пугало?

— Ничуть. На все было наплевать. Конечно, пришлось переехать — моя квартира никак не подходила для большой семьи, да и Жанна не хотела оставаться в Лондоне, где убили Ника. Нашли этот дом, перевезли вещи, и вскоре Жанна отошла с миром.

— Она умерла здесь? — изумилась Молли.

Джек покачал головой.

— В конечном счете, нет. Последние дни она провела в больнице, но уже никого не узнавала, так что я считаю, что она была здесь, когда ушло из жизни то, что было ею.

Молли медленно покачала головой.

— Ужасающий конец.

— Ужасающий? Нет. Очень тихий. Но мы все остались опустошенными, нас как будто бросили на волю волн. Довольно странное состояние. Мы все плакали, кроме Себа. Он несколько недель не проронил ни слезинки; потом его как будто прорвало. Я очень за него боялся.

Какое огромное чувство ответственности, подумала она. Только представить себе — он один справлялся со всем этим! Какая потрясающая сила воли!

Но кто утешал его самого?

Никто, конечно. Как грустно.

Молли кашлянула и взглянула на часы.

— Ого, сколько времени! Я обещала подруге сходить в магазин, — солгала она и проворно поднялась на ноги. — Во сколько их забрать?

— Я сам их привезу. Адрес у меня есть, я примерно представляю себе, где вы живете. Да и дети подскажут.

— Спасибо. Если тебе станет невмоготу от детей — не церемонься с ними. Я буду дома начиная с двух.

— Может, в шесть? — предложил он.

— Да что ты!

— Нет проблем. Думаю, девочки уже гуляют с Никой в саду, мальчишки скрылись в сарае. Я привезу их в шесть.

Молли уехала, взглянув на Джека в зеркало заднего вида, помахала рукой мальчикам, высунувшим головы из окна сарая. Будем надеяться, что там безопасно. Они в восторге. Джек с ними, значит, ничего плохого не случится.

— Алло, Молли?

— О, привет, Джек. Я вас жду. Или ты хочешь, чтобы я приехала?

— Ммм… не совсем. Послушай, Молли, у меня проблема. Я не могу найти мальчишек.

Молли села; сердце застучало глухо и тревожно.

— Когда ты видел их в последний раз?

— Не знаю. Часа в два. После ланча. Они приставали к Себу, но он сел на велосипед и уехал к приятелю; девочки что-то пекут вместе с Никой, а мальчиков нигде нет. Не могла бы ты подъехать к нам и помочь разыскать их?

В его голосе слышалось отчаяние, и, хотя она понимала, что с детьми почти наверняка все в порядке, в голове стали прокручиваться страшные картины. А ведь он детектив, насмотрелся всяких ужасов…

— О Господи, нет, — простонала она, но взяла себя в руки. — Сейчас приеду. Буду через пятнадцать минут. Джек?

— Да?

— Если их найдешь, выпори.

Он хмыкнул.

— Обязательно, — мрачно сказал он и повесил трубку.