Так, она определенно нарочно пытается его разозлить. Вот только зачем?

Мал глубоко вздохнул и тихо выругался. Он отвлекся на Эйвери и действительно пропустил поворот. Развернув машину, он тихо произнес:

— Еще одно слово, и ты пешком возвращаешься к цивилизации.

— Я буду тихой, как мышка, — насмешливо пообещала Эйвери.

— Знаешь, ты просто невыносима.

— Просто потому, что заметила, что ты ошибся дорогой?

— Я вполне в состоянии вести машину, а если тебе так хочется поссориться, лучше поищи для этого какой-нибудь другой предлог.

— Именно поэтому мы и расстались. Разве могут встречаться люди, не способные и пяти минут нормально друг с другом поговорить? Хорошо у нас получалось лишь ссориться.

Так, теперь все понятно. Она нарывается просто потому, что боится того, что у них когда-то было. И того, что все это вполне может повториться.

Мал резко затормозил.

— Расстались мы совершенно не из-за этого, — яростно выдохнул он. — И хорошо нам было не только когда мы ссорились.

Мал заметил, как она напряглась и выпрямилась.

— Нет.

— Эйвери, мы оба отлично знаем, из-за чего расстались, и ссоры тут ни при чем.

— Ладно, этот разговор нам сейчас совершенно ни к чему.

— Возможно, но раз уж мы его начали, давай доведем до конца.

— Мал…

— Мы расстались, потому что я попросил тебя стать моей женой, а ты отказалась.

Останови машину! — Несколько секунд Эйвери пыталась убедить себя, что оно того не стоит, но просто не смогла сдержаться. Ее уже буквально трясло от злости. — Останови прямо сейчас!

Она выскочила из машины, и Мал последовал за ней, громко хлопнув дверцей.

— Ты собираешься идти пешком?

— По-твоему, все было именно так? Ты «попросил меня стать твоей женой»? Похоже, мы живем в параллельных мирах, во всяком случае, в моей реальности все было по-другому. — Эйвери злилась все сильнее, но за этой злостью стояли и другие чувства. Боль и желание.

А Мал смотрел на нее все с тем же настороженным видом, как будто разглядывал слишком близко подобравшегося скорпиона.

— Эйвери…

— Хотя, если подумать, все и так понятно. Ты же никогда никого ни о чем не просишь, ведь так? Ты просто приказываешь, повелеваешь и командуешь.

— Ты закончила?

— Я еще только начала. Ты слишком самонадеян и хочешь все решать сам. Неудивительно, что твоя невеста-девственница сбежала от тебя в пустыню.

— Прекрати ее так называть.

— Скажи-ка, а ты действительно просил ее стать твоей женой? Или просто нанял устроителей свадьбы, а ей при случайной встрече мимоходом обронил, что вы такого-то числа женитесь? А может, ты вообще забыл ее обрадовать, и она до сих пор не знает, что скоро пойдет под венец?

— Ладно, я первый готов признать, что неправильно сделал тебе предложение, но при тех обстоятельствах…

— «Неправильно»? Да ты мне его вообще не сделал! Не было никакого предложения, были одни лишь предположения. — К ней снова вернулись пережитые злость и унижение. И ужас. Тогда она едва не потеряла все, что у нее было. — Ты предположил, что я, как и любая на моем месте, обязательно скажу тебе «да», ведь так? Но никакие обстоятельства не могут оправдать такую самонадеянность!

— А даже если эти обстоятельства и были, ты бы все равно не стала о них слушать.

— Да я впервые услышала о твоем «предложении» не от тебя, а от одного из своих важнейших клиентов, когда он позвонил, чтобы расторгнуть наш контракт, потому что услышал, что я собираюсь оставить дело. И услышал он это не от кого-нибудь, а именно от тебя. Ты сказал: как только я выйду замуж, я перестану работать. Из-за тебя я потеряла этого клиента, а могла потерять и всю фирму. Фирму, которую сама создала буквально из ничего. — Эйвери до сих пор было страшно об этом думать. — Вот чем обернулся для меня наш «роман», а теперь ты удивляешься, что я и слышать не хочу о романтике?

— Я ему сказал совсем не это.

— А что же? Когда Ричард отправился со своим заказом, — позволь уточнить, огромным заказом, — в другое место, он был вполне уверен в том, что слышал от тебя именно это. А за этим заказом обязательно последовали бы и другие, но вместо того, чтобы их выполнять, мне пришлось объяснять весьма озадаченным людям, что все совсем не так и я вообще не собираюсь ни за кого выходить замуж.

— Да, и тем самым унизила меня.

— Нет, Мал, это ты меня унизил! Выставил меня какой-то жалкой дурочкой, которая ждет не дождется принца на белом коне, который наконец-то спасет ее от серого и убогого существования. Ты всегда говорил, что любишь меня такой, какая я есть, любишь мою независимость и силу. А потом так просто и небрежно захотел полностью изменить меня. Неужели ты всерьез думал, что я брошу свое дело и выйду за тебя замуж?

— Мы были вместе целый год. Я думал, ты мне доверяешь. И мы были счастливы.

— Мы были счастливы, пока ты не попытался отобрать у меня мою жизнь. «Когда она выйдет замуж, у нее не останется времени устраивать ваши вечеринки». Ведь именно это ты и сказал?

Мал немного помолчал, а потом признал:

— Да, но на то были причины.

— И мы оба отлично их знаем. Ты обязан все держать под контролем. Ты привык приказывать с тех пор, как мог более-менее внятно связать два слова, и просто не умеешь по-другому. Но я не собираюсь никому подчиняться. Черт, зачем мы вообще сейчас об этом говорим? — Чувствуя, что у нее начинает щипать в горле, Эйвери повернулась к машине, но Мал поймал ее за руку. — Отпусти. И вообще, сейчас моя очередь вести.

— Мы еще не договорили.

— А по-моему, мы и так сказали больше, чем нужно.

— Я готов признать, что поступил не совсем верно с Ричардом Кингстоном, но обстоятельства…

— Никакие обстоятельства не могут оправдать мужчину, говорящего о своей будущей жене со всеми, кроме той женщины, что он решил взять в жены.

Мал все еще не отпускал ее руку, и Эйвери попробовала отстраниться.

— Ты плачешь?

— Глупости, просто мне в глаза попал песок. Если ты не заметил, здесь вообще очень много песка.

— Заметил, но на тебе очки.

— Ну, видимо они не слишком помогают в таких случаях. — Эйвери быстро уселась за руль, пытаясь взять себя в руки. И зачем она только напросилась с ним ехать? Да еще в пустыню, так тесно переплетающуюся с воспоминаниями о Мале, что один вид величественных барханов навевал на нее грусть.

Впервые приехав в Зубран, она влюбилась. Причем дважды. Один раз — в саму страну с песчаными пляжами и вечно меняющимися, но при этом неизменными дюнами. А второй — в мужчину. И два этих образа так тесно сплелись в ее сознании, что она просто не могла представить себе одно без другого. Мал был частью этого мира, а этот мир был частью его.