— Даже если той памяти, как и жизни человеческой, — словно у бабочки-однодневки, по вашему-то счету?

— Да, — серьезно сказал он. — Знаешь, почему мы так редко сходимся с людьми?

— Теперь, наверно, знаю, — ответила я. От него пахло почему-то свежим снегом. — Вы же не каменные и не ледяные, хотя притворяетесь лучше некуда.

— Вот именно. — Ирранкэ обнял меня крепче. — Я ведь помню, как повстречал Берту. Она была совсем юной, не старше тебя. Времени прошло всего ничего, а ее уже не стало… А я всего лишь был знаком с нею, не более того, и то мне стало не по себе. Когда же узнаешь кого-то лучше, а вскоре потеряешь…

— Больно? — зачем-то спросила я.

— Да. — Он помолчал и добавил: — Существует множество легенд о людях и алиях. И ни одна не заканчивается счастливо. А наша завершится, даже не начавшись. И тоже печально.

— Почему?

— Потому, что я уйду и никогда не вернусь. Потому, что я тебя опозорил, так у вас говорят, я не путаю? А что ты могла принести в приданое мужу, кроме девичьей чести и той горстки золотых?

— С такой «горсткой» и горбатую вдову с пятью детьми умчат с присвистом… — пробормотала я. Мне почему-то сделалось смешно: много эти алии понимают в наших обычаях! — А я и отбиться бы сумела, если б не захотела… Ты что, смеешься?

— Конечно. — Ирранкэ провел ладонью по моим волосам. — Вот и ты улыбнулась.

— Не вздумай сказать, что я еще встречу своего человека и буду счастлива, — удачно припомнила я фразу из какого-то романа: дамы читали их друг другу за рукоделием, волей-неволей что-то да услышишь. — И довольно об этом! Может, я завтра с лестницы упаду и шею сверну, так что ты меня переживешь…

— А ты не шути такими вещами, — серьезно сказал он. — Мало ли, кто может услышать!

— Кто? Создатель, что ли?

— Может, и он. Говорят, он до сих пор бродит между мирами, — без тени иронии ответил Ирранкэ. — Вдруг заглянет и сюда, кто знает, какие дороги он выбирает? И возвращается ли туда, где уже побывал однажды? Мы ведь не отсюда родом.

— Как так? — не поняла я.

— Родина алиев не здесь, — произнес он. — Это легенда, но… Говорят, однажды Создатель вышел зимой в сад и поразился: до того хороши были заснеженные деревья! А потом обернулся и огорчился: на снегу остались его следы, а ветки, которые он задел, были черными и голыми. Тогда он решил создать существо, которое сумело бы пройти по первому снегу, не потревожив его, так же легко, как свет проникает сквозь ветви деревьев. Так и появился первый алий — из лунного луча и снега…

— Вот почему ты им пахнешь, — невольно улыбнулась я.

— В самом деле? — улыбнулся Ирранкэ. — Не замечал… Однако мы и правда почти не оставляем следов даже на рыхлом снегу, а по лесу можем пройти, не потревожив листвы. Хотя для этого нужны годы тренировок. Но даже если это и легенда, то красивая, не правда ли?

— Очень. А другие алии откуда взялись?

— Тому, первому, было одиноко, и он слепил девушку из снега, — совершенно серьезно ответил Ирранкэ, — говорил с ней и печалился, потому что близилась весна и она должна была вскоре растаять на жарком солнце. Создатель увидел это, понял, как горька будет разлука, и оживил снежную красавицу. От этих двоих и пошел наш народ.

— Ты сказал, вы не отсюда, — вспомнила я, — но как это может быть?

— Создатель, говорят, был рассеян и частенько забывал закрыть за собой двери, через которые странствовал между мирами, — сказал он. — И однажды, когда в нашем родном мире алиям не осталось места, мои предки ушли прочь через одну из таких незапертых дверей. Рассказывают, им помогли крылатые — они тоже покинули свою прародину, потому что тамошние люди истребили волшебство, а без него какая жизнь?

— Крылатые? Драконы? — удивилась я. — Но их же не существует, это сказки!

— Вовсе нет, — улыбнулся Ирранкэ. — Другое дело, что именно здесь их может не быть. Мы ведь рассеялись по многим мирам в поисках самого лучшего, так что где-то нет алиев, где-то крылатых, а где-то — людей. Мне выпало жить именно здесь, и я этому рад. Может быть, есть места и получше, но я люблю этот мир и не хочу его покидать…

— А люди тогда откуда взялись?

— Сами завелись, — серьезно ответил он. — А если взаправду — не знаю, никто не знает. Вероятно, вы — тоже дети Создателя, так ведь ваши священники учат?

— Незапертые двери… — проговорила я и сильнее сжала в руке странную вещицу. — Двери…

Мне ведь показалось, что она похожа на ключ! Так не может ли она и в самом деле им оказаться?

— О чем ты? — шепнул Ирранкэ, и я сбивчиво объяснила ему, что мне вдруг пришло в голову. — Хочешь сказать, у меня на шее висит ключ самого Создателя?

— Ты же сам сказал, что он был большим шутником, — сконфуженно ответила я, — вдобавок рассеянным. Вдруг он потерял этот ключ, потому и двери за собой не запирал? Ох, ну и чушь я несу!..

— Нет, Марион, — сказал вдруг Ирранкэ совсем другим тоном, и я почувствовала, как он напрягся. — Это не чушь. В этом что-то есть…

— О чем ты?

— Этот ключ… будем уж называть его так, — он накрыл мою руку своей и сжал пальцы, — передается у нас из поколения в поколение. Мы используем его, как умеем, но не понимаем и сотой доли его свойств. Это просто забылось за давностью лет, а может быть, никто никогда и не знал, на что именно он способен. Мы пытались исследовать его, но тщетно, удалось лишь подметить некие закономерности… Увы, даже нашего века не хватит, чтобы проверить, не было ли это случайностью! Но это не так важно. Мы живем долго, но есть те, кто старше нас. И, возможно, старше этого мира.

— Ты о Создателе? — Мне стало холодно.

— О его ровесниках, — шепнул мне на ухо Ирранкэ и обнял обеими руками. — Существует старая-престарая легенда о том, что эти создания стремятся открыть некую дверь, но не способны сделать этого. У них нет ключа.

— А взломать замок они не могут?

— Смогут, если наберут достаточно мощи. А для этого им нужно высосать все силы из мира, где они оказались… Они ищут свою родину, то место, откуда их изгнали люди, самые обычные люди, — он тихо засмеялся, — чьи потомки охраняют дверь и по сию пору! А эти твари — их остается все меньше и меньше, но даже одна такая может опустошить всю округу, чтобы набраться сил, — идут все дальше и дальше, если им удается обнаружить приоткрытую дверь. Их можно остановить, говорится в легенде, можно и убить, можно запереть и запечатать двери, чтобы твари никуда не ушли из умершего уже мира и сдохли от голода. Но если они заполучат ключ, открывающий любую дверь, для них не останется преград. И тогда…

— Нам конец? — прошептала я.

— Нет.

— Ты же сказал, они выпивают жизнь из тех миров, где оказываются!

— Выпивают — для того, чтобы хватило сил прорваться в другие места. А на своей родине они жили бок о бок с людьми, как мы живем, не замечая мелких зверушек… если вдруг не захочется позабавиться, устроив крысиные бои или тараканьи бега! Марион? Ты дрожишь?