прошипела она, и я головой почувствовала злобный взгляд, устремленный на меня. — Вместо того, чтобы выполнять свои прямые супружеские обязанности, ты развлекаешься с продажной девкой, готовой за лишний лир раздвинуть ноги перед первым встречным.

Внутри меня все вспыхнуло.

Что-что, а обвинять меня в легкомысленности и безотказности ни она, и никто бы то ни было другой не смел! Единственное, почему я стала лирей — желание спасти близкого человека! Даже с условием того, что придется переступить через себя! Проглотить гордость и обиду! Выбросить из головы моральные принципы!

И сейчас, избалованная шайсара, не знающая настоящего горя, обвиняла меня в том, что я сама была не против такой участи!?

Чувствуя, что закипаю, услышала хруст собственных костяшек в кулаках, которые незамедлительно сжались, привлекая внимание.

— Правда глаза колет? Отвечай.

— Глаза мне колит ваша невоспитанность, невежество и гордыня, — выплюнула и зажмурилась, понимая, что натворила.

Я бросила в лицо шайсаре чистой воды оскорбление. Сейчас меня могут за несколько секунд приговорить к смерти, и привести приговор в действие. Хорошо хоть умирать придется в таком чудесном месте. Этот сад станет для меня лучшим кладбищем, которое можно пожелать.

— Что ты сказала, дрянь!? — за мгновение, разъярённая моими словами женщина, оказалась рядом.

Схватив меня за влажные волосы, она дернула голову в сторону и вцепилась зубами в открытое плечо так сильно, что я не сдержала крика. Над головой раздался щелчок, и хватка рассыпалась, оставляя после себя лишь пульсирующую боль прокусанной кожи.

Закрывая кровоточащую рану ладонью, я открыла глаза и покачнулась.

Шайсара лежала в ближайших кустах, раскинув увенчанные браслетами руки в стороны и тихо стонала, поджимая неправильно искривленную ногу. Уложенные в идеальные локоны волосы, разметались в стороны, повиснув на тонких веточках кустарника, а глаза были закрыты, не пугая своим ядовитым неестественным цветом.

Перед глазами на секунду все дрогнуло, и я повернула голову, чувствуя, что изображение пьяно покачивается, не успевая за движением головы. Все резко стало расплывчатым, неясным и странно потемнело, будто ночь наступила слишком быстро.

— Господин…

Стон сорвавшийся с губ, слышался мне оглушительным криком, но существо передо мной задвигалось, совершенно лишая меня фокуса взгляда.

Что-то огромное, из мелких блестящих камушком цвета чернильной воды с переливали звезд, отраженных в ее рябящей поверхности. Оно пульсировало и шевелилось, приближаясь ко мне и опутывая тело с ног до самой груди.

Стало теплее. В разы теплее. От этих камешков шел такой жар, будто под ними раскалённые угли, и я невольно опьянела еще сильнее, лишаясь последних сил держать голову прямо.

— Целуй меня, — раздалось слишком близко и я вяло заморгала, видя знакомое лицо перед собой, но такое чужое, будто из сновидений. — Целуй, ты должна выпить мой яд.

— Ты такой красивый… — выдохнула, и замолкла, чувствуя давление на губах, чем-то горячим и влажным, раздвигающее их в стороны.

На языке закислило, но так слабо, что я не обратила внимания, проваливаясь под толщу темной воды, и хватая слабыми пальцами горячие плечи моего господина.

Глава 15

Больно. Все тело болело.

Постепенно приходя в сознание, я чувствовала себя, как после изнурительного бега, выжегшего из меня все силы. Мышцы выли от боли и напряжения, холодный пот укрыл все тело, заставляя легкие простыни прилипнуть, и обернуть мерзким холодом.

Все болит.

Губы пересохли и потрескались, пить хотелось смертельно, и язык, высохший насухо, намертво прилип к небу. Даже десны, казалось, усохли, сдавливая зубы до боли.

— Давайте, вам нужно попить, — чьи-то пальцы приподняли мою голову, цепляя кончиками волоски, и к губам прижался прохладный край, влагой орошая рот.

Я пила жадно, голодно, измученно. Будто года шла по пустыне и это первая влага за все это время, возвращающая в реальность. Глаза тоже болели, и первые несколько движений веками, сразу же заполнили их слезливой пеленой.

Где же я?

Передо мной стояла Тихия, впервые за все время участливо заглядывая мне в лицо. Девушка выглядела уставшей и не выспавшейся, темные круги залегли под ее глазами, а пальцы подрагивали.

— Как вы себя чувствуете?

— Будто я умерла и мне не дали разложиться, как положено… кхе-кхе! Трупу, — вяло ответила я, и с помощью девушки немного приподнялась, усаживаясь в постели.

— Так и должно быть после отравления ядом шайсара, — ответила служанка, и стянула с меня липкие простыни. — Я сменю белье. Это уже никуда не годиться.

— Что… произошло? — растирая пальцами виски, я пыталась вспомнить последние события, но они всплывали слишком рвано, урывками.

Гнев, страх, боль… Больше эмоций, чем деталей. Боги, моя голова!..

— Вас укусила повелительница, — девушка укрыла меня чистым покрывалом, и осела на стул, стоящий у кровати. — Повелитель частично нейтрализовал яд, но для человека у вас оказался сильный организм, госпожа. Смерть должна была наступить мгновенно.

С каждым ее словом, я вспоминала упущенные моменты, выстаивая их в одну прямую.

Вот шайсара хватает меня за волосы, впиваясь клыками в плечо, вот отпускает и растекается по земле, а потом… ничего. Темнота. Инстинктивно я опустила пальцы на воспаленную кожу, ощущавшуюся, как два гудящих бугорка чуть выше предплечья, и зашипела.

— Лучше не трогать. Я смазывала заживляющей мазью, но яд повелительницы слишком силен, на полное восстановление тканей потребуется время.

— Спасибо. А где я?

Не поворачивая головы, я покрутила глазами, не узнавая богатые, но слишком темные покои.

Добротная тяжелая мебель минимально загромождала пространство, стены были завешаны тканями, как плотными, так и летящими, вроде шелка. Всюду свечи в высоких канделябрах и множество тарелок с благовониями.

— В покоях повелителя, — ответила Тихия, и вздохнув поднялась. — Я схожу, предупрежу господина Саитши о том, что вы пришли в себя.

— Кто это?

— Советник, госпожа. Ему поручено присматривать за вами пока повелителя нет. Не вставайте.

— Тихия, а где… господин?

— В отъезде, — девушка направилась к двери. — Вернется уже сегодня.

— Сегодня? — она кивнула, соглашаясь. — Сколько дней?..

— Три, госпожа. Вы спали три дня.

Три дня…

Служанка удалилась, оставив меня в одиночестве, а я в подвешенном состоянии, молча смотрела на дверь.

Три дня.

Размяв стонущие пальцы, покрутила головой, морщась от болезненных спазмов, прокатывающихся по телу. Руки дрожали, а кровь так сильно прилила к голове, что показалась чугунной и тянущей упасть обратно на подушку.

Вот уж нет!

Собрав все свое мужество в кулак, отбросила плед и сбросила ноги