Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И разозлившись на самого себя, я захлопываю ящик и закрываю шкаф. Нельзя позволить этому дерьму захватить мои мысли. Нельзя!
— Мы с Лео познакомились на танцах. — Слышится голос матери, когда я спускаюсь вниз. — Знаешь, а ведь я когда-то была звездой этого города. Примой! — Она хохочет. — По мне и не скажешь теперь, да? Но когда-то, до травмы, я была красивой, худенькой и танцевала партию Кармен.
— Не может быть! Кармен?
— Серьезно!
Слышится топот. Наверняка, мама показывает, как блистала в свои лучшие годы на сцене.
— Вот это да!
Я останавливаюсь на последней ступени. Мать с Лео танцуют у входа в столовую. На отчиме брюки с золотистыми подтяжками, белая майка и стоптанные туфли на низком каблуке, а на голове — широкополая шляпа. На матери халат с вышивкой — явно с чужого плеча, мягкие тапочки, а в волосах — роза. Довольно сюрреалистичная картинка, но это именно то, к чему я привык дома. Шум, смех и балаган, достойные бразильских сериалов.
— Браво! — Хлопает им Мариана.
Ее лицо светится неподдельной радостью.
— Спасибо, Лео. — Мать отвешивает поклон своему сожителю, а затем возвращается за стол. — Так вот. — Она берет руку девушки. — Когда я решила вспомнить молодость и тряхнуть стариной, я пошла в местный клуб и записалась на зумбу. Оказалось, что в соседнем зале преподают латинское направление, и вуаля! Мы познакомились с Лео!
— Вы преподаете танцы? — Искренне изумляется Мариана.
Она делает взгляд, как у олененка Бэмби, и я стискиваю зубы.
— Танго, сальсу, ча-ча-ча и бачату. — Склоняет голову в полупоклоне Лео. — У меня старшая возрастная группа.
Его шляпа валится на пол.
«Шут гороховый», — качаю головой я.
— Наверное, это очень интересно. — Говорит девушка, пока, кряхтя, поднимает головной убор. — Жаль, я совсем не танцую.
— Так не бывает! — Возмущается Лео. — Все танцуют, моя милая.
— Только не я. — Отвечает Мариана и вдруг осекается, увидев меня.
Такая хрупкая радость, наполнившая ее взгляд, мигом растворяется, уступая место печали и страху.
Надо признать, это мне больше нравится.
Правда, ужасно бесит, что она все еще пытается строить из себя недотрогу.
— Сынок? — Оборачивается мать. Ее тон ласков, но в глазах предупреждение. — Я делаю маникюр Мариане, а потом мы будем ужинать.
— Я не голоден. — Бросаю грубо. — А где бабушка?
— Отдыхает у себя в комнате. Проводи его, Лео.
— Сам найду. — Останавливаю бросившегося мне на помощь преподавателя танго для престарелых.
Мариана опускает взгляд, когда я прохожу мимо.
— Может, что-нибудь яркое? — Предлагает мать, проводя пилочкой по ее ровным аккуратным ноготкам.
Судя по тону, она старается делать вид, что никакого напряжения между нами нет.
— Ой, нет, я не люблю. — Понижает голос девушка почти до шепота. — Стесняюсь, когда на меня смотрят.
— Если не хочешь красный, давай, синий. Синий всегда поднимает настроение, ведь так, Лео?
— Так, моя звезда! — Крякает подхалим.
— Лучше светло-розовый. Вот такой.
Я оборачиваюсь и вижу, как она указывает тонким пальчиком на цвет в палитре. Мы снова сталкиваемся взглядами, и я прищуриваюсь. Мариана сглатывает и отводит глаза.
— Отличный выбор для тех, кто не любит выделяться. — Хвалит ее моя мать. — Но, все же, надеюсь, однажды ты поймешь, как красива, и отважишься подчеркнуть то, чем тебя так щедро наградила природа.
Я оказываюсь в коридоре и толкаю дверь в одну из спален.
Огромная площадь, широкая кровать, встроенные шкафы, зеркала в пол, шикарный вид из окна. Заприметив разбросанные тут и там вещи матери, ухмыляюсь — да, такую комнату она бы никому не уступила.
Бабушкина комната оказывается гораздо меньше — скромная каморка в самом конце перед поворотом к входу в бассейн. Если бы не окно, я решил бы, что ее задумывали, как помещение для хранения инвентаря.
Внутри темно.
— Ба! — Зову я, входя и прикрывая дверь.
— Мариана? — Раздается голос с кресла-качалки.
Отлично. Девчонка решила забрать у меня последнее, что осталось от отца — его мать. Единственную часть Харри, которая еще поддерживала с нами хоть какие-то отношения все эти годы.
— Нет, это я — Кай.
— Маргарита? — Слабо спрашивает она, пытаясь приподняться.
Я вздыхаю и подхожу ближе.
— Нет, ба, это я. — Беру ее за руку.
Ладонь бабушки сухая и дряблая.
— А, это ты, мой мальчик. — Она пытается разглядеть мои черты в полутьме.
Я опускаюсь на колени, чтобы ей проще было это сделать.
— Харри… он… — ее голос обрывается.
— Да, бабушка, мне очень жаль. — Говорю я.
Мне всегда было интересно, что говорил ей мой отец, когда навещал. Чем объяснял свой поступок и нежелание общаться с сыном. Он приезжал редко, но все же приезжал — к ней. Значит, их связь многое значила для него. Наверное. Спрашивал ли он обо мне? Интересовался ли моими успехами? Бабушка никогда не рассказывала об этом.
— Я дома? — Вдруг шепотом произносит она. — Почему я не узнаю эти шторы?
— Если захочешь, я отвезу тебя домой.
— Сегодня был дождь.
— Да.
— Когда Харри был маленьким, он очень любил дождь. Всегда выходил гулять. У него были маленькие желтые сапожки, такие с завязками…
Я опускаю голову на бабушкины колени и закрываю глаза. Когда ее морщинистые руки гладят мои волосы, мне всегда становится чуточку легче.
* * *
С утра мне приходится тяжко. Полночи я лежал, глядя в потолок и прислушиваясь к звукам, а теперь нужно вставать едва ли не на рассвете, отвезти в университет документы и постараться не опоздать на тренировку в новой команде. И все это в городе, в котором я еще не очень хорошо ориентируюсь. Без тачки, конечно, будет сложнее, но зато у меня теперь есть деньги — на первое время хватит.
Быстро приняв душ, я одеваюсь и складываю на дно сумки пачки купюр, сверху — экипировку и все необходимое. Прихватив клюшку, покидаю комнату. Стараюсь шуметь как можно громче — чтобы сводной сестрице жизнь медом не казалась. Пусть привыкает, ее королевская жизнь окончена. Но, на удивление, едва я спускаюсь вниз, мать огорошивает:
— Иди, позавтракай, ее нет.
— Ты о ком? — Я делаю вид, что не понял.
— Я про Мариану. — Она ставит на стол тарелку с омлетом и бутерброды. — Свалила в универ. Боялась, что опоздает на автобус.