Секретами в среде травников делиться не полагалось, но непоколебимый господин Лунь как-то сумел переломить всеобщее упрямство и повелел устраивать подобные сборища хотя бы раз в полгода, дабы всякий мог спросить совета у самого господина Ивара, а также поведать о собственных достижениях. Он-то повелел, а слушать про сушеницу болотную пришлось Варке с Обром.

– Я закончил! – возвестил занудный старикан. Все с облегчением зашевелились.

– Очень хорошо! – встрепенулся Варка. – А что вы думаете об использовании в качестве кровоостанавливающего средства гусятника полевого?

И понеслось. Закипело как в котле. Великий травник что-то разъяснял, ему возражали. Сначала почтительно, потом не очень. Посыпались рассказы о трудных больных или, как они тут выражались, любопытных случаях. Варка чувствовал себя во всем этом как рыба в воде, проснулся совершенно и явно проводил время с пользой.

«А вот интересно, – лениво думал Обр, щурясь от далекого водяного блеска, – когда он вообще живет? Ну, так, для себя. По кабакам пройтись, пива выпить, с девкой всерьез закрутить, да просто поспать подольше».

Других развлечений Оберон придумать не смог, но господин великий травник и этого не делал. Вечно то с больными, то зелье варит, то книжками обложится, сидит, шуршит страницами, кончик хвоста своего белобрысого в пальцах крутит. Значит, не ладится у него. Как с Нюськой.

Денег за работу, как лопух последний, никаких не берет. Разве что с городских, богатых, да и то если сами предложат. Работает за спасибо. Если же спасибо не говорят, обходится и так. Может, это и есть «отдавать», – закопошилась в головке вялая мыслишка, – может, господин Лунь нарочно… Но обдумать все это Обр не успел, потому что заснул окончательно.

* * *

– Эй, проснись! Тоже мне, охранник. Прямо на посту дрыхнет.

Обр встряхнулся и пронзил мрачным взглядом ухмыляющегося красавчика.

– Есть хочешь? – поинтересовался красавчик.

– Ну.

– Тогда пошли отсюда. Если я щас не поем – помру на месте.

– У нас денег нету, – напомнил Обр, – ты вечно без кошеля шляешься, а у меня кончились. В трактире даже тебя даром кормить не будут.

– В трактире? Ну нет, сегодня едим роскошно. У господина наместника прекрасный повар.

Поучительные беседы о сушенице болотной происходили на втором этаже городской ратуши. Наместник же по обычаю помещался на самом верху, в царившей над городом многооконной башенке.

Господин Илм восседал за аккуратно прибранным столом и с мрачным видом терзал пером ни в чем не повинный документ. Полуденное солнце радостно играло на хрустальных колпаках масляных ламп, отражалось в полировке стола, заставляло сверкать начищенный письменный прибор с чернильницей и горкой тщательно очиненных перьев, но сам наместник был мрачен и неприступен, как глухая полночь.

– Может быть, господин изволит отобедать? – вкрадчиво поинтересовался Варка. – А то мой ученик весьма голоден. Того и гляди опять набрасываться начнет.

Обр хмыкнул с некой скрытой угрозой. Не любил, когда его подкалывали.

Важный господин Илм, не отрывая глаз от свитка, протянул руку к серебряному колокольчику.

– Обед для господина Ивара и его ученика.

Озабоченный секретарь сунулся в дверь и тут же нырнул обратно.

– Постой, Август, – громко вмешался Варка, – господину наместнику то же самое. Полный обед из четырех блюд и погорячее.

– Не умничай, красавчик!

– Да где уж мне, умник!

– И распоряжаться тут ты не можешь.

Обр усмехнулся. Чувствовалась между этими двумя зрелая вражда, давно перешедшая в заклятую дружбу.

– Могу, – ехидно улыбнулся Варка, – как твой травник, я все могу. Где угодно и когда угодно.

– Не нужен мне никакой травник!

– Да неужели? У больного наблюдается потеря веса. Глаза запали, цвет лица изжелта-бледный. Диагноз – крайнее истощение организма. Август, господину наместнику двойную порцию.

Еда и вправду оказалась роскошной. Даже серебряные приборы, тонкий фарфор и растопыренные от крахмала салфетки ее не портили. Обр выбрал из всех выложенных перед ним ковырялок и прочих штучек ложку поприемистей и принялся метать в рот аппетитные куски.

Надо сказать, что прекрасный и изящный, как принц, господин Ивар делал то же самое. Лишь господин Илм вяло ковырялся в белом соусе непонятной двузубой штуковиной. Но потом вошел во вкус и незаметно умял обе предложенные порции.

* * *

– Красота! – вытянув долгие ноги и закинув руки за голову, вздохнул Варка. – Ты бы хоть иногда нам в замок чего-нибудь присылал.

– Не моту. Дурная молва в народе пойдет. Пресвет-лым крайнам по чужим домам побираться не положено.

– А я нынче утром твоего начальника приютов того… изгнал навечно.

– Туда ему и дорога.

– Трое детей еще в среду умерли. Трое! А за мной только вчера послали. Теперь зараза, того и гляди, на город распространится.

– Ладно, присмотрим. У меня крыло в ратуше пустует. Вот мы их туда всем приютом и переселим. Сначала здоровых, а уж потом и прочих, когда ты, надежда наша, их на ноги поставишь.

– Раньше-то ты куда смотрел?

– Раньше-то? – господин Илм возвел глаза к потолку и забубнил: – Починка мостовых в Бренне, постройка нового причала в Бренне, починка Язвицкого моста, раздача желающим земель в Поречье, постройка домов на оных землях. Ну и так далее. Вот у меня тут отчетик. Специально для господина Луня.

– Ты чего, дурак? Он это ни читать, ни слушать не станет.

– Ну, так ты послушай. За истекшие полгода построено новых мостов – три. Починено старых – восемь. Починено дорог – в общей сумме двадцать верст. Построено домов на разоренных землях Поречья – сорок восемь.

Варка картинно свесился со стула, изображая глубокий обморок от тоски и скуки.

– Предложено взяток лично мне и моим людям – шестьдесят семь. Принято взяток – сорок. Уволено продажных чиновников – двенадцать.

– Чего так мало?

– Скоро вообще всех разогнать придется. Один останусь. Как только стройка с подрядом от государства или дело какое выгодное – все, конец света.

– И ведь все наши, не чужие. Трубежские-бреннские. Все про договор знают. А все равно берут.

– И берут, и крадут, и своих во все места пристраивают, и пакостят втихаря, чтобы им наживаться не мешали. И что с этим народом делать, я не знаю.

– Ага. Давеча Липка жаловался. Пришел смурной-смурной. Что такое, спрашиваю. Кто тебя, сироту, обидел? Оказалось, мальчик государственный совет проводил. Он, видишь ли, недавно выучился в душах читать. Сидят, говорит, две дюжины мужиков. Из них пятеро – натуральные заговорщики. Стакнулись между собой, хотят Липку скинуть и власть поделить. Еще трое – шпионы, Людвиком Заозерским с потрохами купленные. Прочие – кто с похмелья мучается, кто о бабах мечтает, кто думает, как бы себе чего-нибудь урвать. Только Алек, воевода Пучежский, о деле радеет.