На дворе 21 ноября 2019 года, до Дня благодарения осталась неделя, но у обитателей дома в конце Эджвуд-маунтин-драйв настроение не праздничное. Снаружи холодно – как в жопе у землекопа, говорит Баки, – и вот-вот пойдет снег. Баки развел огонь в кухонной печке и сидит в одном из кресел-качалок, закинув ноги в теплых носках на решетку. На коленях у него открытый ноутбук, изрядно поцарапанный и побитый жизнью.

За спиной открывается дверь, и в кухню заходит Элис. Она садится за стол. Лицо у нее бледное и осунувшееся, как у заморенной голодом фотомодели: она скинула по меньшей мере десять фунтов с тех пор, как Баки с ней познакомился.

– Закончил? Или еще читаешь?

– Закончил. Концовку пересматриваю. Что-то здесь не сходится.

Элис молчит.

– Если он оставил тебе флешку, то откуда этот кусок про то, как он идет по дороге и выбрасывает пистолеты?

Элис молчит. После возвращения она вообще мало говорит, и он не лезет к ней с расспросами. В основном она спит и пишет – на ноутбуке, который Баки теперь закрывает и поднимает в воздух.

– «Макбук-про». Хорошая машинка, но видавшая виды.

– Ага.

– В истории Билли взял этот ноутбук с собой, однако же вот он. Добавим сюда то, чего не могло быть на флешке, и получится не быль, а чистой воды вымысел.

Молодая женщина, сидящая за столом, по-прежнему молчит.

– Впрочем, выглядит все вполне правдоподобно. У читателей нет повода заподозрить, что Билли не поселился где-нибудь на западе. Или в Австралии – помню, он часто об этом мечтал. Может, он там пишет книгу. Вторую. Об этом он тоже иногда мечтал, но мне и в голову не приходило, что он действительно что-то напишет.

Баки смотрит на Элис. Элис смотрит на Баки. На улице завывает холодный ветер, и, кажется, вот-вот повалит снег, но здесь тепло. В печке с треском взрывается сучок.

Наконец Баки спрашивает:

– А читатели-то будут, Элис?

– Не знаю… Надо изменить имена.

Он мотает головой.

– Про убийство Клэрка трезвонили по всему миру. Хотя… – Увидев ее расстроенное лицо, он пожимает плечами. – Народ может подумать, что это такой roman à clef. Роман с ключом. Кстати, я от Билли про это узнал. Когда читал при нем какую-то старую книжку в бумажной обложке, подобранную на Стрэнде. Называлась «Долина кукол»[83]. – Он пожимает плечами. – Если меня там не будет, издавай, я не против. Окрести меня каким-нибудь Тревором Уитли и посели в Саскачеване или Манитобе. Что же до Ника Маджаряна… Этот козел и сам может о себе позаботиться.

– Книга-то стоящая?

Он откладывает ноутбук – старую рабочую лошадку Билли – на кухонный стол.

– Мне кажется, да, но я не литературный критик.

– Похоже, что он написал?

Баки смеется.

– Милая, я никогда не читал его писанину, поэтому судить не берусь, но мне в самом деле казалось, что это его голос. Вплоть до самого конца. Скажем так: я понятия не имею, с какого места подхватила ты.

С тех пор как Элис вернулась, улыбки от нее было не дождаться, но тут она улыбается.

– Отлично. Мне кажется, это самое главное.

– Про то, что я тоже плохой человек, ты сама придумала?

Она не прячет глаза.

– Нет. Это он сказал.

– Ясно. Ты написала про то, чего хотелось бы тебе. Чтобы герой, прихватив чемоданы, гордой походкой ушел в будущее. А теперь расскажи, как было на самом деле.

И Элис рассказывает.

Они вернулись в Риверхед, заехав по дороге за бактерицидными пластырями, рулоном марли, лейкопластырем, перекисью и бетадиновой мазью. Элис идет в аптеку, а Билли остается ждать в машине. В гостиницу они попадают через черный ход. В номере Элис помогает ему снять бомбер и замечает в нем дырку. И еще одну в рубашке. Ткань не просто разорвана, это именно аккуратное отверстие, и не в боку, как Билли сказал изначально, а дальше.

– Господи! – восклицает Элис. Ее голос приглушен, потому что она прикрыла рот ладонью. – Это не царапина! Пуля сидит у тебя в животе!

– Да, наверное. Или пониже? – Голос у него озадаченный.

– Быстро в ванную, – распоряжается Элис. – Если не хочешь все кровью заляпать.

Но в ванной, сняв с него рубашку, она видит, что почти никакой крови из красно-черной дыры не идет. Обработав отверстие перекисью и бетадином, она умудряется залепить его бактерицидным пластырем.

Ей приходится уложить Билли в кровать. Он идет медленно, кренясь вправо. Лицо его покрыто испариной.

– Мардж, – говорит он. – Сука Мардж!

Билли садится и сразу, как только его туловище сгибается, резко втягивает ртом воздух. Элис спрашивает, очень ли ему больно.

– Не очень.

– Врешь?

– Нет, – отвечает Билли. – Ну, самую малость.

Она прикасается к его животу справа от пулевого отверстия, и он опять охает.

– Не трогай.

– Тебе в больницу надо. – Она умолкает. – Но мы не можем отвезти тебя в больницу, так? Потому что это огнестрел, а значит, врачи обязаны вызвать копов.

– Ты прямо в матерую уголовницу превращаешься, – с ухмылкой произносит Билли. – Ей-богу!

Элис мотает головой:

– Просто слишком много смотрю телевизор.

– Все будет хорошо. В Ираке я и похуже раны видел, и ребята на следующий день уже опять кварталы зачищали.

Элис мотает головой:

– У тебя внутреннее кровотечение! Так ведь? И пуля осталась внутри.

Билли не отвечает. Он глазеет на свой пластырь. Выглядит по-дурацки: таким царапины заклеивают.

– Постарайся не ворочаться. И лежи на спине. Тайленол дать? У меня есть в сумочке.

– Выпью все, что дашь.

Элис дает ему две таблетки и помогает сесть, чтобы запить их водой. Он кашляет, прикрывая рот ладонью. Она хватает ее и переворачивает: крови нет. Может быть, это хорошо. А может, не очень. Она не знает.

– Спасибо.