109 Он Катрию отводит в виде рога,

Сходящего к стенам монастыря,

Который служит почитанью бога».[1673]

112 Так в третий раз он начал, говоря.

«Там, — продолжал он мне, благоречивый, —

Я так окреп, господень труд творя,

115 Кто, добавляя к пище сок оливы,

Легко сносил жары и холода,

Духовным созерцанием счастливый.

118 Скит этот небу приносил всегда

Обильный плод; но истощился рано,

И ныне близок день его стыда.

121 В той киновии был я Пьер Дамьяно,

И грешный Петр был у Адрийских вод,

Где инокам — Мариин дом охрана.[1674]

124 Когда был близок дней моих исход,

Мне дали шляпу[1675] противу желанья,

Ту, что от худа к худшему идет.

127 Ходили Кифа и Сосуд Избранья[1676]

Святого духа, каждый бос и худ,

Питаясь здесь и там от подаянья.

130 А нынешних святителей ведут

Под локотки, да спереди вожатый, —

Так тяжелы! — да сзади хвост несут.

133 И конь и всадник мантией объяты, —

Под той же шкурой целых два скота.

Терпенье божье, скоро ль час расплаты!»

136 При этом слове блески, больше ста,

По ступеням, кружась, спускаться стали,

И, что ни круг, росла их красота.

139 Потом они умолкшего обстали

И столь могучий испустили крик,

Что здесь[1677] подобье сыщется едва ли.

142 Слов я не понял; так был гром велик.

ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

1 Объят смятеньем, я направил взоры

К моей вожатой, как малыш спешит

Всегда туда, где верной ждет опоры;

4 Она, как мать, чей голос так звучит,

Что мальчик, побледневший от волненья,

Опять веселый обретает вид,

7 Сказала мне: «Здесь горние селенья.

Иль ты забыл, что свят в них каждый миг

И все исходит от благого рвенья?

10 Суди, как был бы искажен твой лик

Моей улыбкой и поющим хором,

Когда тебя так потрясает крик,

13 Непонятый тобою, но в котором

Предвозвещалось мщенье, чей приход

Ты сам еще увидишь смертным взором.

16 Небесный меч ни медленно сечет,

Ни быстро, разве лишь в глазах иного,

Кто с нетерпеньем иль со страхом ждет.

19 Теперь ты должен обернуться снова;

Немало душ, одну другой славней

Увидишь ты, мое исполнив слово».

22 Я оглянулся, повинуясь ей;

И мне станица мелких сфер предстала,

Украшенных взаимностью лучей.

25 Я был как тот, кто притупляет жало

Желания и заявить о нем

Не смеет, чтоб оно не раздражало.

28 Но подплыла всех налитей огнем

И самая большая из жемчужин

Унять меня в томлении моем.

31 В ней я услышал[1678]: «Будь твой взор так дружен,

Как мой, с любовью, жгущей нашу грудь,

Вопрос твой был бы в слове обнаружен.

34 Но я, чтоб не замедлен был твой путь

К высокой цели, не таю ответа,

Хоть ты уста боишься разомкнуть.

37 Вершину над Касино[1679] в оны лета

Толпами посещал в урочный час

Обманутый народ,[1680] противник света.

40 Я — тот, кто там поведал в первый раз,

Как назывался миру ниспославший

Ту истину, что так возносит нас;

43 По милости, мне свыше воссиявшей,

Я всю округу вырвал из тенет

Нечистой веры, землю соблазнявшей.

46 Все эти светы были, в свой черед,

Мужи, чьи взоры созерцали бога,

А дух рождал священный цвет и плод.

49 Макарий здесь, здесь Ромоальд,[1681] здесь много

Моих собратий, чей в монастырях

Был замкнут шаг и сердце было строго».

52 И я ему: «Приязнь, в твоих словах

Мне явленная, и благоволенье,

Мной видимое в ваших пламенах,

55 Моей души раскрыли дерзновенье,

Как розу раскрывает солнца зной,

Когда всего сильней ее цветенье.

58 И я прошу; и ты, отец, открой,

Могу ли я пребыть в отрадной вере,

Что я узрю воочью образ твой».

61 И он мне: «Брат, свершится в высшей сфере[1682]

Все то, чего душа твоя ждала;

Там все, и я, блаженны в полной мере.

64 Там свершена, всецела и зрела

Надежда всех; там вечно пребывает

Любая часть недвижной, как была.

67 То — шар вне места, остий он не знает;

И наша лестница, устремлена

В его предел, от взора улетает.

70 Пред патриархом Яковом она

Дотуда от земли взнеслась когда-то,

Когда предстала, ангелов полна.[1683]

73 Теперь к ее ступеням не подъята

Ничья стопа, и для сынов земли

Писать устав мой — лишь бумаги трата.

76 Те стены, где монастыри цвели, —

Теперь вертепы; превратились рясы

В дурной мукой набитые кули.

79 Не так враждебна лихва без прикрасы

Всевышнему, как в нынешние дни

Столь милые монашеству запасы.

82 Все, чем владеет церковь, — искони

Наследье нищих, страждущих сугубо,

А не родни[1684] иль якобы родни.

85 Столь многое земному телу любо,

Что раньше минет чистых дум пора,

Чем первый желудь вырастет