покатили по льду и снежным заносам прямо к северной кромке острова, где стояла хижина деда Шарлотты.

Охотничий сезон давно окончился, между тем Кетчум прихватил с собой дробовик двенадцатого калибра.

— На всякий случай, — лаконично объяснил он Дэнни.

— На какой это случай? — насторожился писатель. — Мы же не будем браконьерствовать.

— Есть и другое зверье, — уклончиво сказал Кетчум.

Через некоторое время Дэнни застал Кетчума за приготовлением барбекю. Вместо углей внизу светились газовые горелки, а жарилось барбекю на сетчатой веранде (Энди подвел к мангалу баллонный газ). Чтобы веранду не завалило снегом, ее на зиму обшили досками. Здесь хранилась уличная мебель и два каноэ. Здесь же Дэнни увидел лук, тайком привезенный Кетчумом.

Дэнни забыл, что старый сплавщик умел и любил охотиться из лука, а этот вид охоты на оленей продолжался в Нью-Гэмпшире целых три месяца. Так что времени на упражнения в стрельбе по движущимся целям Кетчуму хватало.

— Это браконьерство, — заявил Кетчуму Дэнни.

— А разве «всаднички» слышали выстрелы? — наивно спросил старый сплавщик.

— Даже если и не слышали, это все равно незаконно.

— Дэнни, если никто ничего не слышал, выходит, ничего и не было, — не моргнув глазом, парировал Кетчум. — Стряпун, насколько помню, не любитель оленины, а по-моему, ее просто нужно уметь жарить.

Дэнни совсем не понравилось охотиться на оленей, в особенности убивать их. Но зато ему очень нравилось быть рядом с Кетчумом. Тогда, в феврале восемьдесят шестого, они прожили несколько дней в доме на Тернер-Айленде. Зима на берегах Джорджиан-Бэй просто восхитила писателя.

Из окон своей новой «писательской хижины» Дэнни видел одинокую сосну. Ветры согнули ее ствол почти под прямым углом. Когда начинался снегопад и материковые скалы сливались с заснеженным пространством залива, исчезая в белой дымке, Дэнни Эйнджел не переставал восхищаться тому, с каким мудрым и осторожным упорством одинокая сосна сражалась за свою жизнь.

Писатель как зачарованный глядел на белое согнутое дерево. Оно молча показывало ему, что такое зимняя жизнь на острове, среди замерзшего озера Гурон. (Дэнни не строил иллюзий: Шарлотту хватило бы не более чем на один уик-энд такой жизни.)

Кетчум таскал воду из проруби и грел в больших кастрюлях на газовой плите. Он зашел в хижину писателя узнать, хочет ли тот мыться первым или обождет.

— Кетчум, видишь это дерево? — спросил Дэнни, показывая на тонкую сосну.

— Уж не то ли, что ветер согнул?

— Оно самое. Ничего тебе не напоминает?

— Напоминает. Твоего отца, — не раздумывая, ответил Кетчум. — Вся судьба Стряпуна написана на этой сосне. Но дерево не погибнет. Оно выстоит. Как и твой отец. У Стряпуна все будет хорошо.

В третий и последний раз Кетчум и Дэнни ездили сюда на оленью охоту в ноябре восемьдесят шестого. Еще один их «лагерный» (как они называли) выезд состоялся в конце января восемьдесят седьмого. Дэнни заранее предупредил старого сплавщика: никакой стрельбы из лука и никакого браконьерства. Кетчум нехотя подчинился. Вместо лука со стрелами он привез на остров Героя и (на всякий случай) дробовик двенадцатого калибра. Но слово свое Кетчум сдержал, не сделав ни единого выстрела.

Дэнни считал, что репутация пса как «отравителя воздуха» преувеличена. Кетчуму требовалась причина, чтобы ночевать в ветхой, неотапливаемой хижине, оставшейся от деда Шарлотты. По словам Кетчума, после всех усовершенствований, сделанных в коттедже, там стало «малость жарковато». Старый сплавщик утверждал, что ему нравится, когда он видит пар от собственного дыхания. Но как Кетчум разглядит пар из своих ноздрей, если в хижине не было ни электричества, ни газовой лампы? Он взял с собой фонарик, который нес, как палку, так и не включив.

Летом Кетчум приезжал на Тернер-Айленд всего один раз — в тот самый раз, когда туда поехал и повар. Доминик быстро уехал, а его старый друг остался. Шарлотта и не догадывалась, что Кетчум привез свой неразлучный дробовик двенадцатого калибра. Дэнни знал, но ей не сказал. Из винтовки Кетчум застрелил гремучую змею, ползавшую возле старого причала. Шарлотта в это время уплыла на лодке в Пуант-о-Бариль и выстрела не слышала.

— Гремучие змеи — исчезающий вид. Они находятся под защитой, — сказал сплавщику Дэнни.

У Шарлотты барахлил лодочный мотор, и она отправилась в мастерскую Десмасдона. Там же они на зиму оставляли свои лодки. Глядя, как Кетчум сдирает со змеи шкуру, Дэнни вспомнился плакат, прилепленный к холодильной витрине у Десмасдона (помимо ремонта моторов, там торговали мороженым). На плакате были красочно изображены различные змеи провинции Онтарио, в том числе и убитый Кетчумом карликовый гремучник. Дэнни пытался втолковать Кетчуму, что гремучие змеи, невзирая на их ядовитость, действительно нуждаются в защите. Тот и слушать не стал.

— Герой — смышленый пес и никогда не допустит, чтобы разные ползучие твари его укусили. Его мне защищать не надо. А вот насчет вас с Шарлоттой я не уверен. Вы шатаетесь по всему острову. Видел я: идете, все в разговоре, под ноги не смотрите. Понимаю: у вас любовь, вам не до гремучников. Будете вы слушать их трещотки! Но ведь вы собираетесь родить ребенка. А ему змеи — не компания. Вот кого надо защищать, Дэнни.

С этими словами Кетчум достал свой браунинговский нож, отрезал змеиную голову и швырнул в воду.

— Рыбий корм, — пояснил он. — Иногда я забочусь об охране окружающей среды.

Он закинул змеиную кожу на крышу.

— Пусть посохнет на солнце. Если, конечно, чайки с воронами позволят ей высохнуть.

Дэнни и не предполагал, что змеиная кожа привлечет птиц. Но ранним утром пернатые принялись кружить над крышей и подняли такой гвалт, что Кетчума так и подмывало пару раз выстрелить из винтовки. К счастью, он удержался (Шарлотта могла бы услышать выстрелы). Набрав камней, Кетчум прогнал обнаглевших чаек и ворон. Последняя чайка уносила в клюве истрепанный кусок змеиной кожи.

— В природе ничего не пропадает зря, — говорил потом писателю Кетчум.

Через несколько часов пожаловали «всаднички» (правда, не на конях, а на моторке). Их интересовало, слышали ли обитатели острова вчерашний выстрел. На Барклай-Айленде «всадничкам» сказали, что слышали выстрелы со стороны Тернер-Айленда.

— Я тоже слышал, — сказал Кетчум, стянув все внимание двоих полицейских на себя.

Кетчум даже назвал время, причем достаточно точно, но тут же добавил, что выстрел все-таки прозвучал с материка.

— Мне показалось, стреляли из винтовки двенадцатого калибра, — сказал Кетчум. — Но утверждать не буду: вода усиливает и искажает звуки.

«Всаднички» кивали, слушая столь мудрые рассуждения. Ничего не подозревавшая Шарлотта тоже кивала.

Дэнни так и не стал азартным охотником, а после гибели Джо напрочь утратил интерес к охоте и