Легко, словно весил совсем ничего, они вынесли гроб и опустили его на берег.

Чтобы не смотреть на мокрого с ног до головы Дагмара, Марина опустилась на колени перед саркофагом. Он весь был перевит цепями, будто живые боялись, что то, что находится внутри, сможет выбраться наружу.

Дагмар с Маттиасом по-животному отряхнулись, рассыпая вокруг себя град сверкающих брызг.

— Ну что, открываем? — Маттиас с сомнением рассматривал саркофаг и тыкал в него ногой.

— Естественно. — Дагмар опустился на колени напротив Марины. — Я не собираюсь тащить его в машине.

Марина не знала, куда деть глаза. Взгляд, помимо воли, возвращался к Дагмару. Невозможно было не смотреть, как напрягаются мышцы его рук, когда он легко разрывал цепь за цепью.

— Тебе не холодно? — Марина почувствовала, что краснеет от того, как хрипло и восхищенно звучит собственный голос.

Дагмар удивленно посмотрел на нее:

— Нет. Наша температура тела выше человеческой.

Рядом опустился Маттиас:

— А за тебя почему не переживаешь?

Дагмар встал и оттащил Маттиаса в сторону:

— А что за тебя переживать? Ты живучий, как вирус. Ладно, посмотрим, что тут.

Дагмар сбросил цепи и отодвинул крышку саркофага. Было видно, что даже ему тяжело — похоже, кто-то постарался, чтобы гроб никогда не был вскрыт.

Наружу вырвалось облако пыли и спертого воздуха, пропитанного жутким запахом гниения.

Щеки коснулся холодный сырой ветер. Марина вздрогнула от знакомого ощущения страха. Она повернулась голову, даже не удивившись, когда увидела рядом девушку-призрака. Ленты на ее венке дрожали в воздухе, темные волосы колыхались над головой — словно сейчас она находилась под водой.

— Наконец-то… — Ее посиневшие пальцы с поломанными ногтями коснулись края гроба, и крышка сама отъехала в сторону, падая на землю.

— Твою ж мать! — Маттиас едва успел отскочить, пока тяжелый камень не придавил ему ноги.

— Она здесь… — Радван вертел головой, явно ощущая чужое присутствие.

— Да, — Марина взглядом указала на место рядом с собой, — она здесь.

Собравшись с духом, она заглянула в гроб.

Сколько бы сегодня ни готовила, все равно оказалась не готова к тому, что увидела. Наверное, к такому вообще невозможно подготовиться.

Внутри, обмотанное истлевшими и потемневшими от времени тряпками, лежало тело. Были видны только ноги — обтянутые кожей кости, и часть обезображенного лица, скрытого широким покрывалом. Запястья и лодыжки обвивали потемневшие от времени кандалы.

Но самым удивительным был белоснежный венок, лежащий рядом. Цветы, из которых он был сплетен, казались едва срезанными. Они источали легкий приятный аромат, а по бархатистым на вид цветкам, стекали капельки влаги.

Призрак взвился в воздух, словно облако дыма.

— Остались еще двое… Найди их…

Она просто растворилась. Словно ее и не было. Превратилась в туман, который тут же развеял налетевший ветер.

Марина смотрела на то место, где только что видела призрака, и ощущала странную пустоту в сердце.

Все эти женщины хотели жить. Возможно, они мечтали о любви и семье. Или хотели путешествовать. Они все были разными. Со своими историями и целями. Но они хотели жить. И этой жизни их кто-то лишил. Жестоко. Мучительно. И расчетливо.

В груди что-то сжалось. Господи, да что с ней?.. Как будто, они была одной из этих несчастных ведьм. Думала, что все впереди, а на деле у нее не было даже часа.

— Грузим?

Марина вздрогнула. Борис расстегивал черный мешок, от одного вида которого на душе становилось муторно.

Дагмар с Маттиасом осторожно подняли останки и уложили в мешок.

Марина потянулась к венку:

— Его тоже нужно взять.

Поморщившись, Маттиас вытащил венок:

— Чертовщина какая-то…

Обратный путь прошел в тишине. Марина еще никогда не чувствовала себя такой уставшей и… несчастной. Казалось, что драгоценное время утекает сквозь пальцы, а она даже не пытается его остановить.

Она всегда мечтала о яркой, насыщенной жизни. О такой, какую описывают в книжках. Стоило ли вырываться из родительского плена, чтобы продолжать бегать?

Дагмар бросал на нее вопросительные взгляды, но ничего не говорил. Это чертово молчание уже начинало раздражать. И долго они будут молчать о важном, открывая рот лишь для того, чтобы оскорбить друг друга или унизить.

Марина опустила стекло в машине и высунула руку, ловя первые капли холодного дождя. Маттиас оказался прав — он все-таки пошел. По-осеннему грустный и навевающий мрачные мысли.

Когда Дагмар бросил на нее очередной напряженный взгляд, Марина не выдержала:

— Я опять сделала что-то не так?

Он нахмурился:

— Нет. С чего ты взяла?

— Ты уже который раз смотришь на меня так, будто хочешь за что-то отругать. — Марина ловила ладонью ледяную морось и позволила ей стекать к локтю.

— Я не хочу тебя отругать. Я… пытаюсь понять.

Марина повернулась к Дагмару, скидывая обувь и забираясь на сидение с ногами.

— Понять что?

— Понять тебя. Что ты испытываешь. Ты пахнешь грустью и печалью. И еще так странно… никогда раньше так не пахла. Как возбуждение, но не сексуальное. Словно ты чего-то хочешь, но не можешь это получить.

Марина не знала, что сказать. По запаху он понял те ее чувства, которые она сама не могла осознать.

— Почему тогда не спросишь?

— Не хочу очередного скандала.

Это не укладывалось в голове.

— Как это связано?

Дагмар пожал плечами:

— Ты можешь обидеться, что я не сделал того, что ты ожидала.

— Ты не можешь знать, чего я ожидаю, если не спрашиваешь об этом.

Он как-то странно посмотрел на нее, и Марина вдруг вспомнила жуткие шрамы на его спине. Не в это ли все дело? В его родителях. В воспитании. Он отзывался о матери с ненавистью и презрением. А судя по рассказу Бориса и Радвана, с отцом у него тоже были не лучшие отношения.

Он просто привык быть сильным. Решать все самостоятельно. И угадывать о желаниях людей. Привык, что управляет людьми. А те позволяли ему это. Она же требовала от него совершенно иного.

Не отрываясь от дороги, Дагмар неожиданно попросил:

— Возьми меня за руку.

Так удивительно было от него слышать подобное. Словно ему важны даже такие, простые, прикосновения.

Марина накрыла ладонью пальцы Дагмара. И хоть он был в разы крупнее ее, сейчас казалось, что именно она его защищает.