и волочайкой" (Алёша Попович). Своего крёстного "братца" и своего крёстного "батюшку" Василий Буслаев потчует — ударами шадыги (плети) в 90 пуд или оси тележной в 40 пуд по голове, в ответ на их кроткие уговаривания, а мать свою милует только потому, что она зашла к нему сзади, а не спереди. Таким образом, все ласковые названия и поклоны, поясные и земные, не выражают в былинах никакого душевного настроения и чувства, а только внешнюю проформу и церемонию. Это — черта историческая.

Ещё замечательнее то, что богатыри наших былин вовсе, по-видимому, лишены религиозности и набожности. Герои восточных былин очень богато наделены обоими этими свойствами: они перед на чалом каждого похождения, ещё далее не зная, будет ли оно им легко или трудно, обращаются к Богу, или к божествам своим, к солнцу луне, звёздам, рекам, горам и т. д., и просят их благословения и по мощи. В трудных обстоятельствах они обращаются к ним же снова, а по окончании подвига набожно благодарят их. У нас в былинах всего этого нет. Богатырь обращается к той или другой божественной личности (всего чаще к св. Николе) лишь тогда, когда ему приходится плохо; но раньше трудных своих обстоятельств, а также по окончании подвига он никогда ни к кому не обращается и не знает никаких благочестивых обрядов и благодарности (исключение — один Садко). Навряд ли эта черта имеет основу в национальном характере нашего народа, вообще крайне набожного, и в языческое, и в христианское время. Это лишь свойство тех сжатых экстрактов, которые сделаны у нас, под названием былин, из восточных поэм и песен, но тем не менее это черта, исключительно нам принадлежащая.

Далее, к числу самостоятельных особенностей в былинах относятся: коса девиц и волосы мужчин. Волосы нашей героини до замужества всегда заплетены в одну косу, которая при замужестве расплетается, и после того замужняя женщина носит уже несколько кос. В восточных поэмах и песнях дело происходит наоборот. Индийские девушки носят множество локонов, вьющихся кольцами; у персидских девушек — такие же локоны и ещё вдобавок множество кос; у тюркских незамужних девушек обыкновенно 60 или 70 заплетённых кос; после же замужества индийские и персидские женщины продолжают носить те же локоны и косы или складывают их в виде более или менее сложной причёски, а тюркские замужние женщины, вместо 60–70 кос начинают носить только две. Сверх того, волосы наших девушек и женщин в былинах всегда русые, в азиатских поэмах и песнях всегда чёрные (иногда про них даже говорится: "тёмные как ночь"). Что же касается до волос мужчин, то они у всех чёрные в тех былинах, которые у нас сибирского происхождение, или там, где говорится о враге или иноземце, и русые ("кудри жёлтые") во всех былинах, которые были записаны в собственно русских местностях. Кудрями своими князь Владимир обыкновенно спотряхивает" — черта национальная.

Иногда в былинах говорится, что на князе Владимире надеты "зарукавья серебряные, ожерелья жемчужные" и его под руки ведут слуги. Это явное воспроизведение царского костюма и церемониала, и уже К. Аксаков указывал на то, что по своей редакции эта песня принадлежит эпохе наших царей.

Кроме вина, на пирах былин всегда есть "питья медвяные", и к вину примешивают мёд. О мёде не говорят восточные поэмы и песни, первообразы рассмотренных нами былин. Правда, в Магабгарате, при картинных описаниях лесов, часто говорится о пчёлах, но нигде не упоминается о напитке из мёда. Этот напиток, кажется, исключительно принадлежит арийским племенам уже после их поселения в Европе.

Здесь он оказывается, между прочим, любимым напитком славянских племён, в том числе и русского.

Но особенно характерно частое упоминание былинами предметов полотняных и деревянных. К числу первых принадлежат: белый полотняный шатёр, белый полотняный занавес у кровати, белая полотняная рубашка героев и героинь рассказа, белое полотняное полотенце; ко вторым: белодубовые гридни и крыльца, ворота решётчатые и белодубовые, двери кленовые или белодубовые, кровати тесовые; скамьи и столы, полки, бочки, сходни — белодубовые, шашки кленовые, жеребьи волжаные. Полотняных палаток не знают восточные поэмы и песни: там палатки шёлковые и из леопардовой или тигровой кожи — в "Шах-Намэ", или белые войлочные и кожаные, — у монгольских и тюркских племён. Юрты, занавесы у их кроватей и в их домах — шёлковые же; полотенца вовсе не упоминаются, рубашка — изредка. В противоположность всему этому о полотняных предметах говорится в былинах необыкновенно часто, и это легко можно видеть из приведённых цитат, с умыслом нами здесь не сокращённых. То же почти надо сказать и о предметах деревянных: в восточных поэмах и песнях всегда говорится о столах, седалищах и тронах золотых или из слоновой кости, и вовсе нет речи о деревянных. Тюркские племена, по словам одного путешественника, индийца-буддиста, в VII веке по Р.Х., будучи огнеобожателями, "не употребляют деревянных седалищ, потому что дерево содержит огонь; от этого-то они и не садятся, из почтения, на деревянные седалища, а вместо того расстилают на земле двойные циновки или ковры из шкур". О крыльцах вовсе и помина нет; двери всегда металлические: железные, серебряные, золотые или из драгоценных камней. Таким образом, предметы полотняные и деревянные составляют особенность наших былин, особенность, конечно, прямо зависящую от условий древнего русского быта, имевшего всего более характер земледельческий и сельский, и пользовавшегося преимущественно произведениями царства растительного.

Таковы самостоятельные бытовые черты наших былин. Повторяем ещё раз: их немного, и все они второстепенные, никогда от них не зависит ход событий в былине. Они попали в рассказ, по всей вероятности, в позднее время как вставки, как замена или пополнение предметов и названий более древних и первоначально иноземных. Но всё-таки они есть и на них нельзя не обратить внимания, так как они придают былинам известный национальный колорит.

* * *

Народный русский язык, как известно, заключает в себе многие особенности, придающие ему необыкновенную живописность и своеобразную колоритность, а вместе с тем необыкновенную силу и мягкость. Те же самые особенности принадлежат и языку наших былин, и, можно сказать, здесь они получили ещё более развития, разнообразия и выпуклости, так как нигде не встречали такого частого и обширного применения.

Сюда относится, во-первых, постоянное удвоение, как