После выбора материала в былинах обращают на себя внимание некоторые бытовые подробности, действительно русские. Их немного, но всё-таки они есть и ярко выдаются на густом сплошном фоне материала чуждого, иноземного.

Здесь можно, во-первых, указать на некоторые особенности священнодейства и волхвования, имеющие тип национальный. При рассказе о браке Добрыни с Мариной и Дуная с Настасьей у нас в былинах говорится, что они "круг ракитова куста венчалися". Эта форма венчания — древняя общеславянская, её мы не встречаем в тех вое точных оригиналах, которые принадлежат к числу доступных нам теперь прототипов былин о Добрыне и Дунае. Правда, обхождение вкруг какого-нибудь предмета или существа есть вообще одна из коренных, древнейших форм азиатского высокопочитания, обожания и священнодейства: в Магабгарате, Рамаяне и т. д. на каждом шагу говорится, что такое-то действующее лицо три раза совершило обхождение, в правую руку, кругом бога, священного огня, жертвы, горы, царя, человека, лука, слона, коня, колесницы, дворца, и, в особенности, кругом дерева; в песнях монгольских и тюркских народов также очень обычен обряд обхождения, три раза, вкруг известного предмета, особливо вкруг дерева. Но нигде мы не встречаем, чтоб этот обряд относился собственно к священнодействию венчания (хотя, быть может, в действительной жизни древнеарийских народов он и существовал). В индийских и персидских поэмах венчание совершается посредством взятия руки невестиной и обхождения с невестой вкруг огненного алтаря; в поэмах и песнях монгольских и тюркских часто говорится, что богатырь взял себе в жёны героиню рассказа (часто в поле), и потом праздновалась столько-то дней, месяцев и даже лет свадьба, но собственно об обряде венчания нигде нет ни слова. Между тем, обхождение вкруг дерева принадлежит к числу несомненных, коренных основ древнеславянского языческого венчания. Теперь обратимся к формам чародейства. В былине о Добрыне весь скелет, всё содержание — чужие, ничуть не наши народные. Но колдовство Марины, для того чтоб приворожить к себе Добрыню, или колдовство сестры Добрыниной ярко отличаются от всего остального в былине, как вставка своего особенного характера. Марина "собирает следочки Добрынюшкины, собравши их, побросала в печь: "Гори, гори следочки Добрынюшкины! Боли, боли, сердечко молодецкое!" Сестра же Добрынина говорит: "Загоритесь, загоритесь дубовые дрова; разгорися, разболейся у Маришки ретивое сердце по Добрыне Никитьевиче!" Точно так же в рассказе о Ваньке Вдовкине сыне — рассказе, имеющем основу совершенно нам чуждую, иноземную, мы встречаем вдруг чародейство в формах, неизвестных тем восточным первообразам этой былины, которые доступны нам. Могуль-Птица учит Ваньку делать и говорить следующее: "Секи ты огнивце птичье над верхом над царём Волшаном Волшанским, секи, а сам выговаривай: "Засекаю я, заклинаю все твои книги волшанские и все твои слова проклятые; чтоб та книга не волховала, не просказывала про меня, про добра молодца!" На том самом месте, где у нас в былине происходит это чародейство, совершается чародейство и в восточном оригинале; но оно выражено в форме того народа, которому принадлежит рассказ. У нас же это волхование выражено в форме русской; оно здесь не что иное, как русский заговор, правда, имеющий основание общее древнеарийское, но здесь являющееся в поздних русских формах.

Далее, к числу национальных особенностей былин принадлежат бесчисленные поклоны и почтительные или ласковые названия, поминутно расточаемые каждым из действующих лиц. В былинах все на каждом шагу кланяются друг другу, кто в пояс, а кто и в землю: сын кланяется в землю отцу и матери, когда начинает с ними разговаривать и просит чего-нибудь, особенно благословения на дорогу; жена кланяется в землю мужу; богатыри кланяются друг другу при каждой встрече; всякий кланяется, входя в палату, "на все на три на четыре стороны, а князю в особину"; когда князю надо просить о чём-нибудь богатыря, он точно так же кланяется наперёд "на все на три на четыре стороны, а тому богатырю в особицу"; рассказывая о своём желании жениться, князь Владимир говорит, что ему нужна такая жена, с которой ему можно было бы век коротать, "а всем князьям, всем боярам, всем могучим богатырям и всему красному городу Киеву было бы кому покланятися"; наконец, князь Владимир кланяется иной раз своим богатырям даже в ноги, когда ему уже очень плохо приходится. Без почтительных или ласковых обращений не начинается также ни одна речь от одного лица к другому в былинах: "Красное солнышко, ласковый Владимир князь, удалый добрый молодец, свет государыня родная матушка, душечка Михайла Поток Иванович" и т. д. Но всего этого вовсе не следует буквально принимать за выражение почтительности и любви. Поклоны, поясные и земные, без сомнения, играют величайшую роль во всех восточных поэмах и песнях (особливо в индийских и персидских: в последних кланяющийся не только распростирается ниц, но ещё целует землю). Здесь тоже все необыкновенно часто кланяются, в пояс или в землю, друг другу или же божеству, царю, отцу, матери, коню, слону, дереву, неприятелю и т. д. Из числа нескончаемого множества примеров достаточно указать здесь на один тот, что даже сами 9 Эрли-Ханов (подземные боги) кланяются в ноги богатырше Кубайко, увидав, как она преодолевает все препятствия, чтоб выручить из подземного царства (ада) голову своего брата. Ласковых и почтительных имён тоже немало. Но и они, и поклонения имеют здесь несколько иной характер, чем у нас. В тех поэмах и песнях ласковые имена и поклонения служат внешним выражением обожания или почтения: сын не только что кланяется в ноги отцу и матери, но ещё уважает их и исполняет, что ими приказано или присоветовано; богатырь не только распростирается перед своим царём, князем или ханом, но ещё и считает его чем-то высшим, верховным, достойным уважения. У нас в былинах не так: сын поминутно кланяется отцу и матери, просит у них благословения и позволения, те советуют ему то или другое, приказывают или запрещают что-нибудь — и сын, поминутно кланяющийся им, решительно никогда не исполняет того, что они ему присоветовали или приказали (вспомним приказание, данное Илье Муромцу отцом его, в дороге не вынимать ни против кого лука и стрел; приказание, данное Добрыне матерью его, не ходить за третью струю, не ездить на подвиги и оставлять жену; подобные же приказания, данные Михайле Казаринову, Василью Буслаеву и т. д.). Богатыри униженно кланяются князю и княгине, но это не мешает им, при первом же случае, бить князя и весь двор его плетью, ломать маковки церквей у него в столице и продавать их в кабак (Илья Муромец), а княгиню звать "сукой