Да, Кит страдал провалами в памяти, но ведь он был не слепой. И не глухой. Нескольких случайно оброненных его заботливыми тюремщиками фраз хватило, чтобы он сумел составить пусть и не всеобъемлющую, но достаточно ясную, картину произошедшего.

Основной вопрос сейчас состоял в другом. Почему? Почему мятежники не убили его? Почему он оказался на свободе, живой и в полном здравии? И кому в действительности он был обязан спасением? Ну, уж не Милбэнку, это точно. По правде говоря, больше всего на свете сейчас Киту хотелось вцепиться Верховному Канцлеру в шею и хорошенько придушить. Однако нападать на государственное лицо при исполнении было чревато, да еще в столь сомнительном положении. Так что Кит молча проглотил клокочущий внутри гнев, протянул руку и помог Милбэнку подняться.

— И все же, господин Милбэнк, у меня есть вопросы.

— Знаю, но у меня нет ответов на ваши вопросы!

— Расскажите хоть, что стряслось с генерал-губернатором Фареллом.

— Генерал погиб в результате несчастного случая. Неосторожное обращение с оружием. Вот все, что я могу сказать.

— Он был нетрезв?

— Само собой. Количества алкоголя, обнаруженного в его крови при вскрытии, с лихвой хватило бы, чтобы месяц-другой поддерживать бесперебойную работу бара средней руки.

— И это правда, что на его место вы назначили джихадовца из Зеленой Лиги? Генерала Сабри?

Милбэнк передернулся от досады.

— Законы Джихада строго воспрещают злоупотреблять спиртным хотя бы.

— Зато позволяют, мне кажется, содержать небольшой гарем, — подумал вслух Кит, припомнив аппетитную сестру милосердия.

— Лорд Ланкастер?

— Да, господин Милбэнк.

— Вы готовы?

2

Ричард пребывал в состоянии, близком к панике. После всего того, что случилось, Кит приехал домой, зашел в особняк, поглядел на беременную жену, развернулся и ушел, оставив в остолбенении прислугу, охрану, ливрейных лакеев и Терезу, само собой.

— Ричард, я поживу пока у тебя, можно.

— Конечно, но как…

— Спасибо.

И вот, Кит пока жил в его поместье. Ел, спал и устанавливал светильники в саду, как и обещался. Ричард не возражал. Главное, Кит был жив и здоров, но… собирался ли он возвращаться домой, к беременной жене? И, что куда важней — собирался ли он возвращаться на работу. Когда? Можно было поговорить хотя бы? Переброситься пусть парой слов? Ричард скучал. Но Кит был совершенно не расположен к беседам, и всякий раз, когда Ричард пытался затеять разговор, лишь смотрел ужасным взглядом, который оказался стократ ужасней, чем Ричарду помнилось. У Ричарда предательски тряслись колени, мятно холодело в животе, он позорно ретировался и шел просить Серафину поиграть на арфе.

Подобным образом продолжаться слишком долго не могло, и неделю спустя Ричарда вызвал на ковер старик Мерфи. В кабинет председателя совета директоров «Ланкастер Индастриз» Ричард потащился, будто на плаху. Старик не стал терять время понапрасну, ибо в свои преклонные годы просто не мог позволить себе столь безумного расточительства. Без предисловий он взял быка за рога.

— Итак, лорд Торнтон, поведайте нам, когда Кристофер вернется на работу.

— Не знаю…

— Лорд Торнтон, я обеспокоен. Наши уважаемые директора обеспокоены. Обеспокоено правление Делового Центра. Обеспокоены наши акционеры, обеспокоены наши служащие, обеспокоены главы филиалов, обеспокоен каждый сотрудник Корпорации. Мы страстно желаем одного — вновь видеть лорда Ланкастера на его рабочем месте.

— Вы — вампир? — спросил Ричард напрямик.

— Как?

— Вполне очевидно, вы бессмертны. Любите пить кровь у живых людей и беспрестанно рассуждаете о прибыли и акционерах. Типичные вампирские черты.

Старик выглядел искренне польщенным, хотя Ричард серьезно заблуждался на его счет. Мерфи был отнюдь не вампир, а кое-что похуже, но его подлинная суть должна была открыться миру еще не скоро.

— Лорд Торнтон, давайте соберемся с мыслями и в кои-то веки поговорим серьезно. В чем дело? Кристофер нездоров? Душевные неурядицы? Личные проблемы?

— Я думаю, он все знает…

— Знает, что имперские власти с самого начала не позволили нам частным порядком вести переговоры с повстанцами? — уточнил Мерфи, словно данный факт вообще нуждался в дополнительных уточнениях.

— Да. И теперь он считает, что все мы, и я в том числе, хладнокровно обрекли его на верную погибель…

Старик Мерфи никогда не отличался склонностью к сантиментам и сейчас одним взглядом водянистых глаз заставил Ричарда замолчать на полуслове.

— Лорд Торнтон, в данном случае моя позиция, как и позиция совета директоров в целом, полностью совпадает с позицией официальных властей. Ни при каких обстоятельствах мы не можем и не должны идти на поводу у мятежников и сепаратистов. Именно потому государь Император распорядился провести военную операцию, триумфально завершившуюся освобождением нашего ненаглядного мальчика.

— Но операция не была триумфальной! Операция была провальной! Повстанцы устроили засаду и перебили полтысячи имперских солдат, прежде чем те отступили, то есть, ударились в паническое бегство, теряя на ходу бронетехнику, оружие, головы и перепачканные жидкими испражнениями кальсоны…

Львиный рык Ричарда породил звуковую волну, от которой в оконных рамах мелко задребезжали стекла, а по письменному столу запрыгали чашки и блюдца.

— Лорд Торнтон, потише. Это сверхсекретная информация, полученная нами от наших друзей из правительства, что греха таить, незаконным и наверняка подсудным путем. Что вас не устраивает, объясните.

— Я не понимаю, как! Как Кит выбрался оттуда, Христа ради!

Старик заскрипел древними костями и защелкал изношенными суставами, поудобней устраиваясь в инвалидном кресле, которое за минувшие десятилетия превратилось в неотъемлемое продолжение его иссохшего, искалеченного тела.

— Лорд Торнтон, вы еще очень молоды…

— Мне тридцать три!

— Тем не менее, по сравнению со мной, по крайней мере, вы буквально сущий младенец. Когда повзрослеете и поумнеете, наберетесь опыта, то сами поймете, что, если хочется жить, то выберешься откуда угодно.

— И что это значит?

— Не глупите. Я уже все вам объяснил, мне больше нечего добавить.

Ричард по-прежнему ничего не понимал, кроме того, что с Китом стряслось нечто ужасное, и он не только не сумел это предотвратить, но чем-то помочь. Он боялся, что это ранящее, опустошающее чувство вины и беспомощности тяжким грузом ляжет ему на плечи до скончания дней. Мерфи, похоже, угрызений совести вовсе не испытывал, а скрюченной артритом рукой порылся в своем необъятном письменном столе, битком набитом разного сорта компроматом, достал и вручил Ричарду папку в красном кожаном переплете.