Выше не раз упоминалось о том, как стихийно возникшие легенды и повествования фольклорно-мифологического типа не только приобретали черты исторической достоверности, но и сами становились достаточной основой для деификации того или иного полуисторического-полулегендарного деятеля. Подобного рода трансформация была почти неизбежна, если в качестве персонажей литературного произведения выступали хорошо известные герои древности, которым приписывались те или иные героические действия и сверхъестественные свойства. Пожалуй, наиболее интересным в этом плане является роман «Фэн шэнь яньи» («Вознесение в ранг божеств») [934]. Как это ни покажется странным и парадоксальным, именно этот роман сыграл немалую роль в создании иерархии божеств, духов, культов и «ведомств» средневекового религиозного синкретизма.

Этот роман, авторство и истоки которого были тщательно изучены Лю Цунь-жэнем [578], был составлен в XVI веке на базе большого количества как китайских преданий, так и, возможно, мотивов и сюжетов некитайского происхождения [578, 11 – 117 и 254]. Фабулу и основное содержание романа составил значительно обогащенный фантастикой и некитайскими мотивами рассказ о сражении знаменитого чжоуского У-вана с последним иньским правителем Чжоу Синем. Сюжет рассказа не только переосмыслен, но и усложнен многочисленными деталями, происходящими из даосизма и буддизма (особенно тантризма). В качестве одного из главных героев фигурирует Цзян-тайгун, который возглавляет войско, составленное чуть ли не полностью из божеств и бессмертных. При этом оказались соединены вместе личности различных эпох, и настолько удачно, что роман, легко усваиваемый неискушенными слушателями95, стал частью их представлений о сверхъестественном. В результате Цзян-тайгун, Чжоу Синь и их сподвижники заняли почетные места во всекитайском пантеоне синкретической народной религии, оказавшись министрами или близкими помощниками верховного владыки Юйхуана шанди [772].

На примере трансформации героев романа «Фэн шэнь яньи» в активных персон всекитайского пантеона и связанной с этим проблемы взаимовлияний религии и художественного творчества особенно дает о себе знать еще более существенный для истории и культуры Китая вопрос соотношения нового и старого, традиций и новаций. В Китае с его трехтысячелетней цивилизацией и устойчивой стабильностью культуры и государственности, этноса и языка сила стандартов и традиций всегда была особенно большой. Существенная особенность китайской системы была в том, что она воспроизводила сама себя в почти неизменном виде [765; 809]. Это обусловило то, что большинство китайских стандартов и традиций дожили до XX века.

Разумеется, в классическом мире традиций и стандартов жизнь никогда не замирала. Китайская культура находилась в процессе непрерывного изменения и развития. Возможно, это был очень медленный процесс, но он никогда не прекращался. При всей трудности пути новое все же прокладывало себе дорогу и завоевывало право на существование. Так появились в Китае даосизм и буддизм, возникли неоконфуцианство и система религиозного синкретизма, достигли расцвета танская поэзия, суяская живопись, юаньская драма, позднесредневековая проза и т. п. Консервативные традиции не могли остановить движения вперед, хотя они влияли, и очень сильно, на его динамику и формы.

Часто новации вынуждены были мимикрировать под традицию, что сглаживало их оригинальность. Это привело к тому, что все новое выражалось в завуалированной форме и практически все реформы предлагались со ссылкой на мудрость древних авторитетов. Так поступали даже самые радикальные мыслители и деятели конфуцианского Китая, от Ван Ань-ши до Кан Ю-вэя. Правда, на примере этих реформаторов легко убедиться, что в единоборстве с традицией новое, даже заботливо окутанное ссылками на авторитеты и мудрость древних, чаще терпело поражение, чем торжествовало. Однако при этом оно не исчезало бесследно. Накладывая свой отпечаток, оказывая свое, пусть небольшое, влияние на жизнь общества, на его идеи и институты, новации способствовали эволюции традиций. В этом, пожалуй, ключ к решению проблемы соотношения новаций и традиций в истории Китая. Догма торжествовала, традиции были всесильны, но и догмы и традиции менялись под влиянием времени.

БДС – Бэйцзин дасюэ сюэбао.

ВИ – Вопросы истории.

ВИМК – Вестник истории мировой культуры.

ВИРА – Вопросы истории религии и атеизма.

ВМ – Вестник Маньчжурии.

ВФ – Вопросы философии.

ВШЧ – Вэнь ши чжэ.

ЗХОЕЭ – Записки Харбинского общества естествоиспытателей и этнографов.

ИФИ – Историко-филологические исследования. К 75‐летию академика Н. И. Конрада, М., 1967.

КСИНА – Краткие сообщения Института народов Азии АН СССР.

ЛШЦС – Лиши цзяосюэ.

ЛШЯЦ – Лиши яньцзю.

НАА – Народы Азии и Африки.

CA – Советская археология.

СЦШ – Синь цзяньшэ.

СШЮК – Синь ши юанькоу.

ЧСЯЦ – Чжэсюэ яньцзю.

ЯЦСБ – Яньцзин сюэбао.

АА – Artibus Asiae.

AJS – The American Journal of Sociology.

AM – Asia Major.

AO – Archiv Orientaini.

AS – Asiatische Studien (Etudes Asiatiques).

BEFEO – Bulletin de l’École française d’Extrême-Orient.

BMFEA – Bulletin of the Museum of Far Eastern Antiquities.

CAc – Confucianism in Action, ed. D. S. Nivison and A. F. Wright, Stanford, 1959.

CM – The Chinese Mind. Essentials of Chinese Philosophy and Culture, ed. C. A. Moore, Honolulu, 1967.

CPn – Confucian Personalities, ed. A. F. Wright and D. Twittchett. Stanford, 1962.

CPs – The Confucian Persuasion, ed. A. F. Wright, Stanford, 1960.

CTI – Chinese Thought and Institutions, ed. J. Fairbank, Chicago, 1957.

HJAS – Harvard Journal of Asiatic Studies.

HR – History of Religions.

JA – Journal Asiatique.

JAOS – Journal of the American Oriental Society.

JAS – The Journal of Asian Studies.

JNCBRAS – Journal of the North China Branch of the Royal Asiatic Society.

JOS – Journal of Oriental Studies.

JRAS – Journal of the Royal Asiatic Society.