– Так сложились обстоятельства. Чтобы спасти Отечество.

– Молодежь… вы же знаете, они ни во что не верят. А я верю. И мой Хасинто тоже верил, еще больше, чем я.

– Теперь уже ничего нельзя доказать. Умер от сердечного приступа, и все тут.

– Нет. Время от времени он впадал в депрессию. И мне приходилось говорить ему очень хорошо, Хасинто, ты все делаешь очень хорошо, и было заметно, что это его ободряет.

– Нет, когда он впадал в депрессию, то всегда говорил, что душой и телом верно служил сеньоре Элизенде, что она была настоящей гранд-дамой. Что ради нее ему приходилось постоянно приглядывать за сеньорито Марселом – сущая беда, а не парень. Что он исколесил на машине тысячи километров, возя сеньору туда-сюда, что он защищал ее от всех напастей, и при всем при этом она выкинула его на улицу, как навозного жука.

– Не знаю почему. Он не хотел об этом говорить.

– Конечно. Гранд-дама. А потом из сеньоры Элизенды она превратилась в Элизенду-шлюху. Прошу прощения. Мне кажется, Хасинто был в нее влюблен.

– Он мне этого не объяснял. Думаю, неблагодарность в ответ на такое беззаветное служение.

– Честно? Я знать не желаю, жива она или нет; мне это неинтересно.

– Еще бы! Он не хотел об этом говорить, но ему было известно много секретов этой сеньоры…

– Ну… А зачем вам это знать?

– Ну что вам сказать… Любовники. Много. Пока в один прекрасный день она вдруг не заделалась святошей и не начала проводить все дни напролет в церкви, ведя беседы со священниками. Так говорил Хасинто.

– Ну, видите ли… есть у меня подозрение, что Хасинто был одним из ее любовников… Он мне этого никогда не говорил, но…

– Есть вещи, которые совсем не обязательно говорить.

– Нет. Она была бесплодной. Сеньора Элизенда была бесплодной. У нее не могло быть детей.

– Потому что шофер ведь живет в машине, он может поднять стекло, а может оставить зазор, он открывает двери, слышит телефонные разговоры, развозит конверты, выполняет деликатные поручения, привозит и развозит людей… и получает жалованье за то, что управляет автомобилем и держит язык за зубами.

– С какой стати ему, бедняжке, рассказывать мне небылицы. Если он приехал сюда с одним желанием – умереть.

– Ну, это-то ясно как божий день: сеньорито Марсел ей не сын.

– Да, его зовут Марсел.

– Да откуда мне знать! Уж точно не мой.

– Просто богатые всегда делают то, что им заблагорассудится. Вот они и крестили малыша заново.

– Ну да, чтобы сменить ему имя, данное при крещении.

– Потому что он слышал это, когда сидел за рулем. Я не хочу, чтобы моего сына звали, как одного из убийц моих отца и брата. Рома, реши мне эту проблему.

– Мне придется пойти в бюро записи актов гражданского состояния и в церковь. Надеюсь, у меня не возникнет…

– Ты уж постарайся, это твоя работа. Моего сына зовут Марсел, как моего деда.

– Я все решу, Элизенда.

– Так что он перестал носить прежнее имя и стал сеньорито Марселом. Вы видели, какие чудесные у меня глицинии?

58

Я верю в сбалансированную, сильную и здоровую природу, а также в Гринпис, который оберегает и сохраняет ее, и во все человеческие существа, которые осуждают ненависть между народами и индивидуумами. Верю в равенство людей и ненавижу войны и различия по признаку пола, расы…

– Но различия по признаку пола существуют. И различные расы тоже. Послушай, не стоит так передергивать.

Я верю в равенство людей и презираю половое неравенство.

– Вот теперь верно. Именно так: неравенство.

Любое неравенство по половому, расовому, религиозному и национальному признаку. И не верю во все, что наносит ущерб свободному духу человека.

– Личности.

Свободному духу личности.

С балкона новой квартиры Жорди и Тина смотрели на реку, несущую воды другой реки, Памано, и часть горы, карабкавшейся вверх в направлении Торены, о существовании которой они тогда не подозревали. Какой целебный воздух, какой целебный воздух! И как это мы раньше не догадались переехать жить в горы, где, как говорят, живут люди чистые и благородные, культурные, богатые, свободные, умелые и счастливые!

– Я люблю тебя, Жорди.

– А я тебя. Ну-ка, поторапливайся, пошли, мы же договорились на час дня.

Тина с Жорди отметили свой первый день в Сорте блюдом отменного вязкого риса с овощами в таверне Ренде, где за соседним столиком Фелиу Бринге обедал с клиентом после завершения гражданского акта по смене уличных вывесок в деревне Торена, рассуждая об ощущении внутренней чистоты, которое он испытал, видя, как низвергаются наземь имена эпохи фашизма, проявившего в этой зоне необыкновенную жестокость.

– Как и повсюду в стране.

– В маленьких деревнях он был жестче. Потому что злоба и затаенная вражда крепко-накрепко прилепились к стенам здешних домов. Здесь все друг друга знают и всем известно, кто что совершил. Мне известно, где находится пара-другая общих могил.

– Об этом многие знают, но молчат.

– Все еще испытывают страх.

– Я знаю, кто убил моего отца.

– Тарга. Но он уже мертв.

– И знаю также тех, кто аплодировал ему, когда он приказал расстрелять его. – Направление, которое приняла беседа, могло повредить надлежащему удовольствию от вкушения знаменитого вязкого риса заведения Ренде. Поэтому Бринге решил сменить тему: – Все-таки жизнь в деревне очень жестока.

– Если только у тебя нет луга, который можно превратить в черную горнолыжную трассу.

– Отлично. Ведь для этого мы и пришли сюда, а вовсе не для того, чтобы беседовать о грустных вещах. Я открыт для ваших предложений, но предупреждаю тебя, что хочу получить немалые деньги. Не зря же я алькальд.

– В деревне жизнь гораздо более аутентичная.

– Мне тоже так кажется… Я так устала от города. Устала быть винтиком…

– Почему бы нам не попробовать? – сказали они друг другу четыре месяца назад.

И попробовали. Подали документы на два места в школе Сорта и для ознакомления с местом будущей работы открыли энциклопедию.

– Смотри: муниципалитет в составе комарки Верхний Пальярс, расположен в долине реки Ногера. На неорошаемых землях выращивается пшеница и другие зерновые культуры; на поливных расположены искусственные луга, сады и картофельные поля. Площадь пастбищ составляет девятьсот семнадцать гектаров. Развитое животноводство.

– Как чудесно, коровы.

– Да. И молочное и сыроваренное производство. Городок Сорт, центр комарки, расположен в глубине долины, на правом берегу реки Ногера. Впервые Сорт упоминается в тысяча шестьдесят девятом году…