– Тогда… заплатим отцу Вадика… чтобы считалось, что мальчик с ним. И уедем – без оформления… – Соня схватилась за голову. – Нет, нет, что я несу? Нельзя рисковать ребёнком – вдруг его отберут?

– Вот именно! Нельзя рисковать! Даже если мы спрячемся вместе… Калюжный – он ведь на краю света найдёт!

– Всесилен он, что ли? Да за пределами города его никто знать не знает!

– Найдёт, Сонь!

– Паранойя… А может… может… ты не его боишься? Ты… хочешь жить на обе ноги – и машину свою с квартирами иметь… и меня. Только, Мить… это невозможно! Несовместимо! Я никогда не буду с тобой, пока ты живёшь в том мире! Я не стану участвовать в обмане. Или ты остаёшься со мной, или – всё, стена.

– Так… так ты обо мне думаешь? – задохнулся от возмущения Митя. – Думаешь, я могу дышать с Калюжным одним воздухом? Зная о нём всё? Ради тачки и бабок? Как ты могла, Соня?! Ты и правда считаешь, что я на это способен?

– Не знаю… – она зажмурилась, страдая от собственных обвинений. – Правда, Мить, ничего не пойму… Прости, по-моему, ты и сам не знаешь… Боже мой, сколько сейчас времени?

Соня с тревогой глянула на часы – десять минут седьмого, а надо ещё доехать. Душа её раздваивалась – она не могла, не хотела расставаться с Митей, ей надо было видеть его, дотрагиваться до него. Она не знала, как это возможно – оторваться от него сейчас и уйти. Но в садике ждал Вадик.

Они вышли на шоссе. Соня подняла руку, пытаясь поймать такси. Она делала, наконец, так, как надо. Точнее, кто-то делал всё за неё.

– Нет, подожди… – не успокаивался он. – Как ты можешь – даже думать, что я…

– А что мне думать? Ты живёшь с отцом, в его доме, да?

– Да, но…

– Ты мог поехать в квартиру матери! Её сейчас нет там! Но ты…

– Соня, да потому что! Я должен знать, что они делают! Предлагаешь сидеть в другом районе и трястись за тебя?!

– Ну да! Рядом с Наташкиной спальней трястись покомфортней! Только не говори, что она к тебе не лезет! Невеста… Блин, Митя! Как ты можешь…

– Соня, я молчу… сижу и молчу! Видеть их никого не могу, отвечаю – да или нет. А от Наташки вообще тошнит теперь. Я ей сказал – дохлый номер. А ей по фигу!

– Мало ли! Она всё равно надеется! Ей тебя продали – и она тебя заполучит!

– Это её проблемы! Ничего она не получит, кроме печати в паспорте! Пожалуйста, пойми – ничего не изменилось… Я люблю тебя…

Около них уже остановилось такси.

– Митя, иди… мне надо ехать, – быстро проговорила Соня и заглянула к водителю, называя адрес.

– Возьми деньги… – Митя полез в карман, достал бумажник и принялся извлекать непослушными пальцами нужную купюру.

– Нет, Мить, только не эти деньги… ни ста рублей… ни десяти, – твёрдо отвела его руку Соня, усаживаясь в машину. – И больше никаких денег на книжку. Я всё равно их верну.

– Это была моя зарплата, это не…

– Вся зарплата? Тогда на что ты сейчас живёшь?

Соня захлопнула дверцу. Растерянный, Митя остался стоять на шоссе. Потом опомнился, наклонился к приоткрытому стеклу.

– Соня, пожалуйста, только подожди меня… ничего не предпринимай. И… не пускай его, не верь ему, я знаю, он придёт, он умеет внушать… Пожалуйста, подожди, я всё сделаю…

– Кого? – не поняла Соня. – Отца твоего?

– Этого своего – гэбиста! Не открывай ему, слышишь?

Соня только покачала головой: опять!

– Едем? – нетерпеливо спросил водитель.

– Да… – выдохнула она.

Автомобиль отъехал, а Соня, прильнув к стеклу, пыталась разглядеть удаляющуюся фигуру Мити за грязным окном такси. Думала она только о том, увидит ли его ещё, прикоснется ли к нему. И о том, что так и не поцеловала его на прощание.

Она мучительно размышляла обо всём, что услышала. «Представь, что это должно случиться со мной, с Вадиком, с Анькой!» – вспоминала она слова Мити. Соня не могла осуждать его, понимала – положение у него сейчас по-настоящему безвыходное. И как она только могла поверить, что он её предал? Теперь она знала – интуиция её не обманывала, Митя не мог продать её ради машины и денег, он по-прежнему её любит!

Эта мысль наполняла её сердце теплом, но холодной змеёй вползала другая. Наташа! Их брак не сможет остаться фиктивным, между ними уже была связь, пускай и давно. Пожертвовав ради Мити совестью, памятью о матери, отдав Калюжным весь бизнес, Наташа не будет довольствоваться печатью в паспорте, она найдёт способ добиться своей цели. А он – он ведь молодой мужчина, не робот. Когда Сони не будет рядом – долго не выдержит.

Она не могла думать об этом – но это было реальностью. Стиснув зубы, Соня металась по углам, ища выход. Выхода не находилось. Она честно попыталась представить, что идёт на его предложение – ничего не получилось. О том, чтобы ехать тайком в Москву и жить там на правах любовницы, и речи идти не могло. Да и её собственное предложение спрятаться в сибирской деревне вместе с ребёнком казалось не менее фантастическим. Но что же делать, что? Жизнь разводила их навсегда, и Соня могла только молиться, зная, на какие искушения обрекает мужа, и как ему придётся за это расплачиваться.

Иногда у неё возникали совсем бредовые идеи – пойти к Калюжному, высказать ему всё, потребовать… Но Соня вспоминала голос в диктофоне: с такими людьми по-человечески говорить бесполезно. А думая о Валентине Юрьевне, Соня сразу же представляла себе истеричку с обезумевшими глазами, кидающуюся на неё и орущую что-то про секту. Что ей можно объяснить?

В тот день, когда они с Митей расстались, Соня прибежала в садик последней. Танечка вслух не попрекнула, но посмотрела осуждающе: сама, мол, знаешь, что такое сидеть с единственным ребёнком до семи часов.

Находиться в собственном доме теперь, зная, что каждое слово слышат чужие люди, стало невыносимо. Соня вначале даже с Вадиком боялась разговаривать, но потом решила: будет вести себя, как обычно. Это Калюжные вторгаются в её дом, в её жизнь. А она – имеет полное право жить так, как хочет, и не обращать внимания на чужую подлость. Вот только Аньку надо предупредить… Не рассказывать ей дома про интернат – а то Калюжные перекроют и этот путь. И ещё – чтобы ничего не говорила Валерии.

До выхода на новую работу оставалось ещё два дня. В среду Соня отвела Вадика в садик, клятвенно пообещав забрать его раньше всех. Вернулась домой и села в кресло – делать она ничего не могла. Взяла в руки лиса, но разговора не получилось – беседовать с Борисом при прослушке она не могла даже мысленно.

Думала она, конечно, о Мите. Сердце обливалось кровью от безысходной жалости к нему. И тут Соня впервые в жизни ощутила настоящую, безудержную ненависть к Калюжным.

Это было не брезгливое чувство, сродни тому, что вызывал у неё отчим; не ревность, которую она испытывала к Наташе. Соня и прежде считала Митиных родителей своими врагами, осуждала за подлость, страдала от несправедливых обид. Но сейчас ей пришлось испытать нечто иное, по силе и глубине сравнимое со страстью и одержимостью. Она вдруг поняла – пока есть на свете Калюжный, ничего хорошего никогда не будет! И пожелала ему самых страшных бед и страданий – за всех его жертв. Она злорадно представляла, как Калюжный мучается от страшной болезни, корчится от страха, мучимый преступниками…