Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я заставила себя отвернуться. Бреннан уже предостерегал Ксейдена, что стоит мне опоздать хоть раз – и меня вернут в назначенную по списку комнату.
– Ты нанес на кинжал отпирающую руну, да? – спросила я, складывая все диски, кроме только что сделанного, в рюкзак и не глядя на дневник Уоррика, дразнивший меня с края стола. – Так мы и выбрались из допросной камеры.
– Ее вариацию, да.
Взяв свою лучшую руну, я поднялась, накинула рюкзак на плечи и обернулась. Ксейден все еще оставался великолепно голым, но, к сожалению, – или к счастью для моего расписания, – уже в штанах.
– А поподробнее?
К моему смятению, вместо рубашки он потянулся за носками.
– Ты сама можешь сделать отпирающую руну. Она простая. – Ксейден пожал плечами. – Я добавил элемент необходимости. Теперь нельзя подойти к любой двери и открыть ее только потому, что хочется, но если кинжал при тебе и он почувствует необходимость отпереть дверь, то отопрет. Если бы ты добралась до кузни в Басгиате, она бы открылась. – Сидя на краю кровати, он надел сапоги.
– Все это время у меня был ключ?
У меня поднялись брови. Если бы я его уже не любила, влюбилась бы сейчас.
– Да. Что это тебя потянуло сегодня на расспросы? – Ксейден улыбнулся уголком губ.
Я сжала диск и закусила нижнюю губу. Беда в моем счастье посреди хаоса – я боялась задать даже один лишний вопрос, который мог подвергнуть хрупкое равновесие между нами угрозе.
– Что за руна на камне у твоей кровати? Это же руна, да?
– Да, и сложная. – Он выпрямился и потянулся за серым камнем, потом встал и протянул его мне. – В мире не найдется людей, которые знают, как ее повторить. Последней была полковник Майри.
Мама Лиама и Слоун. Я взяла камень, который удобно лег в ладонь, и стала рассматривать изощренные линии.
– Наверное, когда она ее делала, руна была огромной.
– Надо думать, что да. Она наверняка ее ужимала, когда переносила на камни.
– Камни? – Я посмотрела на него. – То есть их больше одного?
– Сто семь, – ответил он, с ожиданием глядя на меня.
Меченые. Он ждал вопроса.
– Что она делает? – Я провела большим пальцем по почерневшему рисунку.
– Делала. Это защитная руна, но только одноразовая. – Ксейден провел рукой по влажным волосам и помолчал. – Когда осваиваешься с рунами, можешь вплетать в них разные элементы. Например, чьи-нибудь волосы или даже другие руны для поиска предметов. Или защиты. Эта руна предназначена для защиты людей из родовой ветви моего отца.
– Тебя. – Я вернула ему камень. – Ты же его единственный ребенок?
– Да. Такие дали всем детям отступников перед тем, как наши родители отправились на Битву за Аретию. Нам велели носить их всегда – и мы носили их до самой казни.
Забирая камень, он коснулся пальцами моих.
У меня чуть не остановилось дыхание. Я не отрывала глаз от его лица.
– Они сделаны для противодействия печати того всадника, чей дракон их убьет. – Он сглотнул. – Но только если дракон использовал для убийства огонь.
– А это главный метод казни предателей, – прошептала я.
Ксейден кивнул.
– Я сжимал его в кулаке – как и все мы, – когда стояли и смотрели, как наших родителей выстраивают на казнь. И как только их… – его плечи поднялись, когда он сделал глубокий вдох, – сожгли, по моей руке пробежало тепло. В следующий раз я почувствовал такое уже после Молотьбы.
У меня расширились глаза, и я положила руку на его ладонь.
– Метка восстания? – Так вот почему завивающиеся отметины всегда начинались с рук.
Он вновь кивнул.
– Наши родители знали, что так или иначе умрут, и перед смертью убедились, что мы останемся под защитой. Я храню его из сентиментальных соображений. – Ксейден наклонился ко мне и поцеловал в лоб, потом отвернулся и положил камень на прикроватный столик. – Люблю, когда ты задаешь мне вопросы, – сказал он, наклоняясь за рубашкой. – Что еще хочешь знать?
На языке вертелся вопрос, почему он не рассказал о сделке с моей матерью, повлияло ли это на его чувства ко мне. Но когда он выпрямился, мой взгляд зацепился за серебряные шрамы на его спине – оставленные ею шрамы, – и я не смогла. Ксейден говорил, что полюбил меня с нашего первого поцелуя. Этого достаточно. Мне не нужно было знать о сделке больше, чем рассказала она… Или не хотелось знать – если это был шанс повредить нашим отношениям.
– Вайоленс? – Он надел рубашку и обернулся.
– Больше ничего, – ответила я с натужной улыбкой.
– Все хорошо? – Между его бровями появились две морщины. – Боди говорил, что Кэт портит тебе жизнь и у тебя вырывалась пара молний…
– Боди лучше не лезть не в свои дела. – Я бы ни за что не допустила, чтобы Ксейден переживал из-за меня перед многодневной вылазкой. Привстав на цыпочки, я нежно его поцеловала. – До завтрашнего вечера.
В его глазах промелькнуло разочарование, после чего он взял меня за затылок и задержал наши губы прижатыми друг к другу на лишнюю блаженную секунду.
– Ты близка к идеалу, но в этой руне нужен элемент направления.
– У меня отличная руна, а если понадобится помощь, я сама попрошу.
Я еще раз его чмокнула – просто потому, что могла, – и выбежала из комнаты. Как только я оказалась в коридоре, поднесла диск к уху.
Нахлынул шум. Топот на этаже сверху, хлопнувшая дверь впереди, гвалт подо мной – слишком много, чтобы разобрать хоть что-то.
– Ненавижу, когда он прав, – пробормотала я, помчавшись в класс.
Естественно, Кэт закалила руну идеально, отчего мне почти захотелось попросить Ксейдена о помощи, но, когда все занятия на сегодня закончились, он был уже далеко.
* * *
– Мы дали вам две недели на мирную адаптацию, а вы, к нашему разочарованию, так и не справились, – читала нам нотации Девера на следующей неделе.
Рядом с ней посреди тренировочного зала стояли Эметтерио и один из профессоров летунов. Зал был крошечным по сравнению с басгиатским – всего девять матов – и сейчас набит до отказа всеми кадетами в Аретии, плечом к плечу.
Включая летунов.
До сих пор мы сталкивались только на уроках рун – несколько всадников против нескольких летунов – и на обеде, который всегда кончался хотя бы одной да потасовкой.
– А какого хрена они ждали? – Рианнон рядом со мной скрестила руки на груди. – Мы убиваем друг друга веками, а теперь вдруг что? Должны плести друг другу венки и раскрывать самые темные и сокровенные тайны только потому, что они отдали нам светоч и поднялись на гору?
– Обстановочка напряженная, – согласилась я, сжимая проводник в правой руке и разминая ноющее плечо, надеясь, что оно простит меня за сон на боку. Через два дня меня ждал урок с Феликсом, и я начиняла стеклянную сферу энергией, как могла.
В последнее время сила вырывалась слишком часто – летуны при любой возможности швырялись оскорблениями и обвинениями в том, что я бросила в пропасть Луэллу вместо Визии.
В наших рядах наметился очевидный раскол: справа от меня – море черного, слева – коричневое поле, между нами – широкая голая полоса. Больше чем десяток кадетов красовались с синяками после драки, которая вчера завязалась в большом зале между Третьим крылом и двумя стаями летунов.
– Вчерашняя вспышка насилия совершенно неприемлема, – начала профессор летунов, и ее рыжая коса скользнула по плечу, когда она повернула голову, обращаясь не только к летунам, но и ко всем кадетам. – Перелом в этой войне наступит, только если работать сообща, и начинаться это должно здесь! – Она показала пальцем на всадников.
– Ну, удачи, – сказал себе под нос Ридок.
– Мы вносим значительные изменения в план обучения, – объявила Девера. – Разделения больше не будет.
У меня внутри все похолодело, а по залу прокатился недовольный ропот.
– А значит… – Девера повысила голос, заглушая гомон, – вы должны уважать друг друга как равных. Может, мы и в Аретии, но с сегодняшнего дня Кодексу драконьих всадников подчиняются все.
– Причем действительно все, – сказала профессор летунов, положив руку на пышное бедро. – Летуны тоже.
На коричневой половине заворчали.
– Вам все ясно?
– Да, профессор Киандра, – ответили они хором.
Проклятье. А это даже впечатляло, хоть они и смахивали на пехоту.
– Но мы понимаем, что не можем двигаться дальше, если не прекратим вражду между вами, – сказал Эметтерио, обводя взглядом обе половины зала. – В Басгиате есть метод для решения всех обид кадетов. Вы можете вызвать недруга на мат. Бой кончается, когда кто-либо теряет сознание или сдается.
– Или умирает, – добавил Аарик.
Все