солнце густой рыжей шевелюрой, огладил бороду и саданул молотком по висящей рядом со входом железке. Над городом поплыл высокий, протяжный звон. Раготар отбросил молоток, с издевкой поклонился в сторону дома и принялся избавляться от неудобного облачения.

– И давно у вас новый священник? – хмыкнул капитан “Гниды”. – А старый куда делся? Говорил мне батя, не доверяй святошам.

– Сука! – лязгнул Сонатар, теряя остатки самообладания. – Эй, на крыше! Глушите его! Ка-а-артечь!

– Эйра до сих пор нет! – приглушенно донеслось в ответ. Над парапетом мелькнула и тут же исчезла голова в блестящем шлеме.

– Успокойся, – приобнял раскрасневшегося северянина Раскон и указал на размахивающего белой тряпкой самозванца, увлеченно вещающего пестрой толпе, – Хотел бы он напасть, давно бы напал. Это выглядит, как приглашение к переговорам.

– Никаких переговоров, – рыкнул Сонатар, сбрасывая руку фальдийца и поворачиваясь к дому. – Каролдис! Где шаргов Каролдис, чтоб его гразги пожрали? И где этот трижды проклятый эйр?

Словно в ответ на его слова, двустворчатые двери поместья распахнулись и во двор, шатаясь, вывалился начальник стражи Шалариса. Не удержавшись на скользких ступеньках, он упал лицом вперед на брусчатку, выставив на всеобщее обозрение окровавленный затылок. Начал было подниматься, и даже крикнул что-то невнятное…

Из глубины дома серой, перебинтованной тенью проявился Везим.

– Крепкая голова, – виновато развел руками охотник, и обрушил вниз короткую, окровавленную дубинку.

Все произошло очень быстро. Растерянные стражники едва начали вскидывать оружие, а по ним уже будто проехался своим траком незримый для смертных Попутчик. Мелькали приклады, звонко сминая шлемы, умело заламывались за спину руки, летели со стены на камни так ничего и не успевшие понять наводчики огнеметателей, умело сброшенные вниз неожиданными ударами. До сих пор не сумевшие разбудить таргу служки жались спинами к машине, со страхом глядя в темные стволы жахателей.

Брак, вместе с незнакомым бойцом с “Сирени”, спешно закрыли створки ворот, отсекая происходящее внутри стен от излишне любопытных глаз. Из под одежды горжеводов появлялись длинные веревки, которыми сноровисто связывались конечности, раздирались на кляпы тряпки… За каких то пару минут охрана поместья прекратила свое существование, превратившись в мычащих, дергающихся в снежной грязи гусениц. Вскоре к ним присоединились слуги, а внутрь дома осторожно пошли Жерданы, держа оружие наизготовку..

– Боюсь, что тебе все-таки придется вступить в переговоры, – миролюбиво прогудел Раскон, не сводя глаз с красного от ярости северянина. – Ты ведь не хочешь, чтобы шарки сожрали твой поселок?

Тот скосил глаза вниз, где у самого горла блестело бритвенно-острое лезвие сабли, и кивнул.

– Раскон, вязать его? – спросил что-то жующий Колфер, поигрывая веревкой. Веден невозмутимо раскуривал трубку.

– Сонатар, друг мой, тебя вязать? – доверительно прошептал фальдиец, наклонившись к самому уху северянина.

Ноздри хозяина Шалариса раздулись, но он вновь промолчал. Из глубин дома раздались звуки ожесточенной схватки, гулко бухнул жахатель, выбросив из окон второго этажа сноп стеклянных осколков, искристыми льдинками усыпавших двор и собравшихся там бойцов, после чего все стихло. Со стороны зверинца орали потревоженные птицы.

Во дворе все успокоилось. Пленников деловито оттаскивали в пристройку, оставляя на серых камнях длинные дорожки из грязи и, кое-где, крови. С крыши, откуда прекрасно было видно происходящее, и куда не допустили горжеводов, слышалась приглушенная ругань, какой-то металлический лязг и глухие удары в крышку люка.

– Моя рука устает, – поднял голову Раскон. Темные очки блеснули на солнце.

– Тебе этого не простят, – процедил Сонатар, не делая, однако, попыток двинуться. Взгляд его метался то на крышу, то на саблю, то на темнеющий проем, ведущий в глубины дома.

– Если бы ты принял предложение Союза и не сидел на своих плетенках, словно летрийский купец на скорлупках, тогда да. Не простили бы, – кивнул фальдиец, – Сколько их было, этих предложений? Пять? Семь? Но ты же упрямый. Вольный город, свободный Шаларис, который ты, тем не менее, назвал своим именем. Воплощенная гордыня, памятник самому себе, возведенный в глуши из пропитанной химией соломы. Но есть ли на западе хоть кто-то, кто по-настоящему встанет за тебя с оружием в руках? Или будет мстить?

Грохот ударов в люк продолжался. На крыше внезапно что-то застучало, закашлялось. Небольшой движок, а это несомненно был он, загудел, набирая обороты. Его одинокое пение вдруг дополнилось тонким пересвистом компрессора, а после – басовитым скрипом металла. Ствол скраппера, до того направленный в сторону храма, уверенно пошел вниз, направляя свое жерло во двор.

– Никому не двигаться! – прокричал срывающийся, молодой голос.

– Опустил саблю, урод!

– Гразгова блевота… А мне про запасной движок не сказал, – вполголоса пробормотал Брак, с трудом карабкаясь на стену. – Про своего шаргового батю рассказал, про свои гразговы болячки рассказал, про блеванного Чесотку рассказал, а про движок и компрессор не сказал.

– Тильдар, да? – услышал его слова Сонатар и внезапно улыбнулся, – Что, Раскон, не все вокруг готовы ради тебя предавать? Есть здесь те, кто готов встать за меня.

Фальдиец бросил быстрый взгляд на механика. Тот кивнул. Воспрявший духом северянин этого не заметил. Лязг его голоса становился все громче, словно набирал ход тяжелый скиммер.

– Я знаю, что ты за прибыль продашь родного сына. Сколько ты готовил это все? Месяц? Год? Два? С тех пор, как я в первый раз тебе отказал? Я знаю, что ты собираешься сделать. У тебя есть один, крохотный шанс преуспеть, и если он провалится – на тебя объявят охоту по всему Западу. Ни один город не откроет перед тобой свою гавань, ты сдохнешь так же, как жил, в усыпанной золотом отхожей яме. – Сонатар облизнул губы. По его лбу катились крупные капли пота. – У меня тоже теперь есть шанс. И он куда весомее твоего.

– Убьешь нас обоих? – с острым интересом взглянул на него фальдиец.

Северянин вдруг вскинул голову и зычно вскричал:

– Раготара! Глуши Раготара! Ка-а-ар…

От короткого удара кастетом в бок Сонатар поперхнулся и сложился, чудом не напоровшись горлом на саблю. Едва успевший отвести клинок Раскон укоризненно посмотрел на Колфера и жестом остановил занесенную для второго удара руку.

А заходящийся кашлем, скрученный болью северянин, глаза которого горели торжеством, нашел в себе силы вывернуть голову и посмотреть на крышу – туда, где со скрипом шел вверх