Но, как бы то ни было, лишь теперь, когда Гортер вплотную начал чувствовать, будто никогда и не являлся кем-то иным, кроме как самим воплощением данной сущности, он мог наконец-то раскрыть для себя эту загадку.

Равно как и многое, многое другое.

— Ты… — протянул он вдруг слегка изменившимся голосом. — Может, конечно, ты и не совсем такой, как они. Потому что и вправду не было тогда тебя ещё на этом свете, когда мою деревню… сжигали. Но дело не в этом…

Пожалуй, ещё недавно я этого не понимал. Но, пока я страдал своим желанием мести, вокруг меня страдал весь остальной мир. И куда больше он страдал не от моих или твоих дел. А от дел магусов. И ваша доля здесь с дружками не такая уж и большая. Хотя от этого мне не легче.

Правда, что самое главное: то же происходит и с природой вокруг. Каждый день ей не легче от того, что простой городской человек совсем не задумывается о вреде, который ей наносит, покупая и колдуя в обычной жизни современную эту… грязную магию из кристаллов. А когда я могу чего-то сделать для того, чтобы отвадить людей от подобных поступков, но вместо этого трачу свою жизнь на другое… Ох, простите меня, деды и прадеды, матери и бабки! Но не осталось у меня больше времени. Не будет больше в этом мире прежней жизни всему, если никто не пойдёт это оберегать. И нету здесь никакой такой сильной причины, чтобы этого не делать. Даже месть за вас ею стать не может. А так хоть клочок земли да сохраню ещё.

— Во как заговорил! — вновь усмехнулся чёрный колдун. — Ну тогда что, готов помочь мне? Давай сюда свой лук, и я…

— Ты, парень, всё же лучше глянь, каких делов тут успел наворотить, прежде чем требовать от меня такое, — осуждающе прервал его человек с луком, и глаза его сверкнули холодным голубоватым отблеском. Альфред мог поклясться, что в этот момент ясно увидел перед собой совершенно иного собеседника. — Явился на эти земли не для того, чтобы слабость, а чтобы силу дать её народу. От ложной магии избавить. Так ни один из твоих дружков ещё ни разу не поступал. Но что вместо этого творишь? С девками развлекаешься больше, чем ответы и знания ищешь. В Кальстерге вон еле уцелел, да ноги сумел оттуда унести. И что тебе тогда помогло? Сила твоя? Нет. Слабость чужая. Магия ложная. И воля других свои интересы поднять с твоей помощью в народе. А ты с ними как обошёлся? Сам слабый стал, так ещё и их такими же назвал. И сейчас стоит передо мной не тот, кто стал как твои учителя бывшие, но сам ты. Ученик из школы магии стоит. Хотя нету в тебе уж воли той старой. Но нет и воли учителей твоих. Как бы ты сам её достичь ни жаждал. Потому что хоть и к правильным вещам ты стремишься, да только методы чужие используешь.

Слушая это, Альфред поначалу всё больше впадал в дикую ярость и уже готовился расквитаться со стариком за подобные речи, раз тот сам никак не желал затыкаться. Но, по мере того как эти слова и фразы окружали молодого бунтаря, он всё явственнее понимал, что его первобытная мощь почему-то никак не может вырваться наружу: смысл произносимых речей по совершенно непонятной причине как будто связывал его, заставляя открываться перед каждым новым потрясением, что таилось за обличением его поступков.

— Что… это за магия вообще такая?.. Она состоит не из чёрной энергии, — трепыхался на месте молодой бунтарь, подергиваясь всем телом, как гусеница на паутинке, пока вдруг не упал на снег и не заелозил по нему со всенарастающим страхом.

— Это не магия. Это твоя совесть, — звенящим колоколом оповестил его Гортер, продолжая поглядывать на парня с осуждением, присущим, наверное, лишь внеземным созданиям.

Однако Альфред сейчас слышал звук его голоса как будто издали.

Находясь под действием сильнейших душевных терзаний, он словно воочию мог видеть те страдания, которые несли миру его поступки. Как Коу Корг убивал Лагнес, а затем и Бесстиен с Вадом, лишь потому, что они путешествовали с Альфредом; как агенты КСС жестоко расправлялись с теми, кто внял его речам в столице… И совершенно не мог радоваться всему этому. Ведь когда молодой колдун ещё только готовился вновь преодолеть мировую грань и появиться в Сентусе, спустя столько лет, то отнюдь не такого исхода желал для людей, уподобляясь бывшему королю и его нынешней свите в вопросах подчинения и использования их жизней в личных интересах. Но верный, как и прежде, идеалам настоящей силы, к которым так или иначе стремился каждый чёрный колдун, Альфред практически не замечал этих вещей, поскольку считал их слабостью, — и поэтому всячески подавлял такие взгляды в душе. Чаще всего даже раньше, чем они успевали добраться до его сознания. Притом что именно они и были настоящими слабостями Альфреда.

Вот почему, когда молодой колдун впервые почувствовал горький вкус раскаяния, то для него это было похоже всё на то же преодоление внутренних стен, которое уже не раз помогало ему становиться сильнее. И тем не менее Альфред просто не знал что будет делать, если вдруг примет такое испытание для себя. И потому боялся. Боялся так, как давно уже не трепетал ни перед кем. Кроме, может быть, того облика смерти, что привиделся ему, когда молодой бунтарь лежал в беспамятстве в специальной палате кальстергской лечебницы. А ещё — облика Джаргула, который смог прогнать эту смерть и, как всегда, нагнать на парня куда больший ужас, чем в принципе могло вместить его сознание.

— Нет… Тебе не совладать со мной, старик… — прокряхтел Альфред, почувствовав, что снова ощущает опору под ногами. — К добру или к худу… но прошлого уже не воротишь. А жизнь должна быть интересной. Если нет, то на фиг тогда такая жизнь вообще сдалась!

И лишь после этих слов, как следует напитавшись вновь растёкшейся по телу энергией, молодой колдун, щерясь и скалясь, смог медленно подняться во весь рост… а также случайно заметить, как за осанистой фигурой истязавшего его бородатого лучника уже какое-то время перемещаются чьи-то тени.

В сущности, их было не так много, однако каждая из этих теней являлась человеком, который использовал на себе заклинание «невидимости», отчего Альфред нисколько не сомневался, что это прибыло очередное подкрепление со стороны короны. И его появление он вполне мог обернуть в данный момент себе на пользу, поскольку, как он сам полагал, лишь ему одному было пока под силу различить их.

Между тем переставший терзать свою жертву Гортер отныне лишь угрожающе молчал, наблюдая за тем, как молодой колдун искоса посматривает куда-то вдаль. Однако спустя пару секунд старик снова заговорил:

— Они тебе не по зубам.

Услышав такие слова, молодой бунтарь лишь озадаченно пересекся с бывшим следопытом взглядами.

— Там за холмами в низину опустились три их деревянных птицы с крылатыми шарами, — продолжал Гортер. — А из животов тех птиц вышли целых две сотни людей. Они тебе не по зубам. Даже твоя сила астарита не поможет тебе в этом деле. Ты ещё слишком юн и неопытен. Тебе не хватит возможностей справиться со всеми.

— Опять это слово, да?.. — гневно процедил Альфред сквозь зубы. — В этом поганом мире что, им уже все пользуются, кроме меня? Ну да ладно. Слушай, старик, я не знаю, кто ты на самом деле… И откуда в одночасье всё узнал про меня… Но это моя жизнь. И я лучше проживу её не так, как ты — в тени. А по заветам моих учителей. Не прячась и не убегая. Потому что только так можно оставаться свободным. И не изменять своим идеалам. А ты! Ты… делай что хочешь. Хоть в спину мне стреляй! Я не боюсь твоего лука. И смогу накостылять вам всем одним махом. Потому что это тебе с ними не совладать, слышишь?! Тебе, а не мне. А я… Просто смотри. И постарайся не уронить челюсть, когда увидишь то, на что в самом деле способен чёрный колдун. Я покажу вам всем, как должна выглядеть последняя свободная жизнь в этом мире. И последняя свободная сила.