Было почти невозможно подсчитать общее число ликвидаторов, которые работали в запретной зоне, – частично потому, что цифры были фальсифицированы властями. К началу 1991 года около 600 000 мужчин и женщин, принявших участие в зачистке радиоактивного потустороннего мира вокруг реактора № 4, будут официально признаны чернобыльскими ликвидаторами[1451]. В признание их заслуг многим выдали специальные удостоверения и эмалированные медали с изображением греческих букв альфа, бета и гамма вокруг алой капли крови. Все понимали, что, как и в случае с ветеранами Великой Отечественной войны, самопожертвование ликвидаторов заслужило им пожизненную поддержку со стороны Родины. Министерство здравоохранения СССР открыло в Киеве Всесоюзный исследовательский центр радиационной медицины – специализированную клинику для лечения всех, кто подвергся облучению[1452]. Но когда первые из демобилизованных ликвидаторов стали заболевать и поступать в больницы с симптомами, которые казались необъяснимыми, непредсказуемыми или преждевременными, они столкнулись с тем, что врачи отказывались связывать их симптомы с тем, что им пришлось вынести в 30-километровой зоне[1453]. Государство-банкрот с трудом могло позволить себе специализированное лечение, которое оно обещало более чем полумиллиону потенциальных инвалидов, и доктора вели свои записи шифром: историям болезни ликвидаторов был присвоен гриф секретности. Все случаи, кроме особо тяжелых, диагностировались так же, как у Марии Проценко: «Обычное заболевание: не связано с ионизирующим излучением».

В начале декабря 1991 года на национальном референдуме, назначенном Верховным Советом Украины в Киеве, украинский народ проголосовал за независимость от СССР, и Михаил Горбачев проиграл сражение за сохранение союза 12 оставшихся советских республик. Ненадолго вернувшись на пост главы государства после неудачной попытки государственного переворота в августе, Горбачев был вынужден наблюдать, как президент России Борис Ельцин лишил его полномочий и объявил о прекращении деятельности КПСС. 25 декабря Горбачев выступил по Центральному телевидению с эмоциональной речью об отставке, и красный флаг Советского Союза был в последний раз спущен с флагштока над Кремлем. В хаосе разваливающейся империи большинство мужчин и женщин, сражавшихся в битве за Чернобыль, были забыты – последние защитники нации, которая, как показалось, исчезла в одночасье.

В последующие годы многие из тех, кому довелось пережить чернобыльскую катастрофу, стали инвалидами в среднем возрасте – пораженные загадочным набором симптомов, включающих высокое кровяное давление, катаракту, расстройства работы почек и хроническую усталость. Капитан Сергей Володин, первый пилот вертолета, который, не желая того, провел свою машину сквозь шлейф радиоактивного пара, поднимавшегося над разрушенным реактором, стал страдать боязнью высоты и перешел на кабинетную работу в ВВС[1454]. Те, кто совсем не мог работать, выживали на все уменьшавшуюся пенсию и пытались добиться медицинской помощи. Некоторые умерли от болезней сердца и крови, включая лейкемию, в больницах Киева и Москвы[1455]. Майора Телятникова, командовавшего пожарными в ночь аварии, в возрасте 53 лет убил рак челюсти в декабре 2004 года[1456]. Для других оказалось невыносимым психологическое бремя перенесенного бедствия и беспомощности во внезапно изменившемся мире[1457]. Инженер-электрик Андрей Тормозин, чудесным образом выживший после облучения смертельной дозой радиации, неудачной пересадки костного мозга и заражения крови, вышел живым из больницы № 6, но вскоре впал в депрессию и спился до смерти.

Почти два десятилетия спустя после аварии, в феврале 2006 года, в пустом киевском кафе я встречался с физиком Вениамином Прянишниковым[1458]. Крупный 62-летний мужчина в костюме-тройке и галстуке в горошек, оживленный и уверенный, он пересыпал свои рассказы метафорами и едким юмором. Физик с фотографической четкостью помнил и крошки графита на листьях клубники, выращенной его женой, и борьбу с «китайским синдромом» в подреакторном пространстве 4-го энергоблока. Из пяти человек, делавших замеры температуры и излучения в чреве реактора в ужасающие дни мая 1986 года, четверо уже умерли, рассказал Прянишников. «Так что двадцать процентов выжило, – заметил он с мрачной улыбкой. – Если считать меня».

Выжившие ликвидаторы продолжали жить в страхе, что с поля боя они вернулись со смертельными ранами, которых никто никогда не увидит. «Мы знаем, что невидимый враг пожирает нас изнутри, как червь, – сказал генерал Антошкин, вертолетчики которого сражались с адским ядерным пожаром. – Для нас война продолжается, и мы понемногу уходим из этого мира»[1459].

Когда в 2006 году я пришел в московскую квартиру Александра и Натальи Ювченко неподалеку от МГУ, руки и спина инженера были покрыты фиолетово-красными шрамами от операций по пересадке кожи, настолько многочисленных, что после 15 он перестал их считать[1460]. После выписки из больницы № 6 Александр вернулся на работу, но сначала провел несколько недель в госпитале в Германии, где его лечили военные врачи. С тех пор он должен был раз в год ложиться на двухнедельное обследование в больницу. Незадолго до нашей встречи Ювченко получил новую работу и наконец вернулся к любимому занятию – инженерному делу в атомной отрасли. Он радовался украинским командировкам, посещал оставшиеся в республике атомные станции и снова работал с людьми, которых знал со дней учебы в Одесском университете.