Красивый. Очень красивый… но, пожалуй, не сознающий этого. Но что меня сразу зацепило в нем, так это его глаза. Это были внимательные глаза наблюдателя, между тем в них угадывалась затаенная грусть. Глаза человека любознательного и пытливого и в то же время одинокого. Глаза человека, который ищет любовь и пока не может ее найти.

А потом он увидел меня. И я видела, как он смотрел на меня. И чувствовала, что и он видел, как я смотрела на него. В это мгновение… оно длилось, может, несколько секунд, но казалось, что дольше, потому что наши глаза не отпускали друг друга… в это мгновение меня охватила лихорадочная дрожь. Со мной творилось что-то непонятное, ничего подобного я еще не испытывала. Это было какое-то наваждение, волшебное и в то же время тревожное.

Герр Велманн представил нас друг другу.

Томас Несбитт. Его зовут Томас Несбитт.

И я только что влюбилась в него.

ТОМАС НЕСБИТТ. ТОМАС Несбитт. Томас Несбитт.

С момента нашей встречи я повторяю его имя вновь и вновь. Мне нравится, как оно звучит. Так солидно. По-взрослому. Так… по-американски.

Он улыбнулся мне, когда я выходила из кабинета Велманна. Эта улыбка. В ней было столько скрытого смысла. Или я все-таки сошла с ума от собственной глупости и просто фантазирую? Не пытаюсь ли я связать с этим человеком, о котором ничего не знаю, те мечты, что рождаются в моей голове с тех пор, как я увидела его? И что это за мечты?

Любовь. Настоящая любовь. Чувство, которого — признаюсь — я никогда не знала. Мне как-то не везло в этом деле. Те, в кого я влюблялась, либо оказывались мерзавцами, либо попросту не оправдывали ожиданий и надежд.

Надежд, которые теперь я возлагаю на него. Но что я про него знаю, кроме того, что он американец и пишет? Наверняка у него есть девушка или невеста. А может, он уже женат, просто не носит обручального кольца.

Но нет, я уверена, что если бы он был женат, то обязательно носил бы кольцо, не скрывая ни перед кем своей верности любимой женщине.

Ну вот, я опять фантазирую.

Неужели она такая, любовь? Когда все мысли только о нем, хотя, возможно, он прирожденный бабник и клеится ко всем женщинам.

Но он не клеился ко мне. Когда он смотрел на меня, в его взгляде отражалось в точности то, что я сама чувствовала в этот момент. Он знал. Так же, как знала я.

И я увидела кое-что еще в его глазах. Одиночество, потребность любить и быть любимым.

Господи, опять я за свое.

Томас Несбитт. Томас Несбитт. Томас Несбитт.

Я повторяю его имя вновь и вновь. Как заклинание, призыв, молитву.

* * *

Я узнала, что он пишет книги. Или, по крайней мере, книгу. Но много ли найдется тех, кто написал хотя бы одну? И это очень хорошая книга, что бы ни говорил Павел.

Сегодня утром я увидела ее на столе у Павла, когда подошла к нему с переводом. После того неприятного эпизода — с последующим письменным извинением — Павел прекратил свою кампанию харассмента. Возможно, он догадался, что теперь мне известно, кто он на самом деле и почему его нельзя уволить, хотя, уверена, все давно об этом знают, только помалкивают. Это одно из главных неписаных правил на «Радио „Свобода“»: мы все понимаем, что его финансирует Конгресс США и патронирует ЦРУ — недаром время от времени нас навещают сотрудники ЮСИА (уж точно «агенты»), — что категорически не подлежит обсуждению в этих стенах (разве что полушепотом и в завуалированной манере). Но я постоянно об этом думаю, с самого первого дня, и меня мучит вопрос, не следят ли за мной. Хотя прошло уже столько времени, и, если бы они узнали, чем я занимаюсь, наверняка уже разделались бы со мной.

Как я могу влюбиться, если вынуждена жить двойной жизнью? Как я смею мечтать о Томасе, когда дважды в неделю бегаю на свидания к Хакену?

— Что, стоящая? — спросила я Павла, кивая на книгу Томаса, стараясь не выпячивать свой интерес.

— Поверхностная, слишком самоуверенная, слишком развлекательная.

— Развлекательная — это грех?

— Аннотация на обложке преподносит его как писателя в традициях Грэма Грина. Но, на мой взгляд, он слишком американский.

— В каком смысле?

— Постоянно бравирует своей эрудицией, как все эти нью-йоркские интеллектуалы, которые любят показывать, какие они начитанные. Кстати, как твоя подруга Моника. Вдобавок к своей гиперграмотности она все время норовит ввернуть цитату из Пруста или Эмили Дикинсон. Этот парень, Несбитт, грешит тем же самым — Египет у него как предлог поговорить о себе.

— По крайней мере, его издают в твердом переплете, — сказала я.

— В твердом переплете издают и второстепенных авторов, — возразил Павел. — Ну, а что касается этого второстепенного автора, осчастливившего нас в Берлине… разумеется, герр Несбитт будет кое-что пописывать и для нас.

— Тогда я могу взять книгу почитать? — спросила я.

— Можешь забрать насовсем. Мне она без надобности. Но поскольку наш бесстрашный лидер прикрепил его ко мне, придется продюсировать его бред.

— Что ж, ты у нас главный специалист по бреду, — сказала я.

Я взяла книгу домой и наслаждалась ей в тот вечер. Конечно, Павел был, как всегда, ядовит в своей критике, и теперь я понимала, почему его кольнула зависть. Мне понравилось, что в книге были структура и драйв настоящего романа. Мне понравилось умение Томаса выуживать так много интересных историй у своих «попутчиков». Понравилось, что он уловил экзотичность Египта в сочетании с его современными крайностями. Но больше всего меня тронуло другое. В те редкие моменты, когда он осмеливался говорить о себе, отступая от привычной роли стороннего наблюдателя, обнажалось одиночество писателя, который умеет вдохновить и выслушать собеседника, но в глубине души страдает от собственного сиротства.

Когда я наконец закрыла книгу в три часа ночи, все мои мысли снова были о нем:

Томас Несбитт. Томас Несбитт. Томас Несбитт.

Я не заслуживаю его.

Томас Несбитт. Томас Несбитт. Томас Несбитт.

Я знаю, что все это лишь мечта. Романтические иллюзии, игра воображения, но никак не реальность.

* * *

Я видела его мельком по пути на работу. А потом в офисе. Мы на мгновение встретились взглядами. И, о боже, я была такой холодной, такой надменной. А он просиял, когда увидел меня. Как влюбленный мужчина.

Хватит придумывать. Это была ничего не значащая приветливая улыбка, не более того. Возможно, он улыбается так всем женщинам. А тебе не мешало бы улыбнуться в ответ.

* * *

Сегодня пришло его первое эссе! И меня попросили его перевести.