Рунические камни, которые мы привыкли видеть серыми и выветрившимися, когда-то были ярко окрашены. Знаки и рисунки выделяли черной краской (чаще всего из сажи), а также красной и белой краской на основе оксида свинца. Большинство имеют форму вертикально стоящих камней и установлены в каком-то особом месте, но иногда надписи (обычно это крест и молитва о спасении души умершего) вырезаны на поверхности крупных валунов.

Возможно, некоторые камни отражают попытки освятить землю перед постройкой церкви. Присутствие рунического камня само по себе могло указывать на христианское захоронение на тех кладбищах, где продолжали проводить традиционные похороны по старому обычаю. Рунические камни нередко встречаются в кладке первых средневековых церквей. Несомненно, люди понимали смысл этих памятников и тем самым как бы привлекали предков в лоно христианской общины, наконец получившей место поклонения и настоящее кладбище во дворе церкви.

Некоторые изображения на рунических камнях демонстрируют глубокое знание библейских сюжетов, как, например, изображение Голгофы на камне из Тиммеле в Вестергётланде и четырех зверей из Книги пророка Даниила (7:3–7) и Откровения Иоанна Богослова на камне из Масты в Уппланде. Выбор таких мотивов не случаен. Есть также рунические камни, подтверждающие, что в XI веке скандинавы совершали паломничества в Иерусалим (это отражено и в исландских сагах). Это было поистине грандиозное начинание, и вряд ли на него отваживались люди, не до конца разобравшиеся в своей вере.

Замечательный (ныне утраченный) камень из Стакета в шведском Уппланде сообщает:

Эта женщина не только ясно заявляет о своем намерении (которое в этих надписях выступает синонимом действия) — ее решение поставить рунический камень перед тем, как отправиться в путь, косвенным образом свидетельствует об опасностях будущего путешествия: она могла не вернуться домой, или, может быть, не собиралась возвращаться. Вполне вероятно, у Ингирун были знакомства на восточных путях — люди, которые могли помочь ей в путешествии. Будем надеяться, она благополучно добралась до места.

Судя по некоторым признакам, не все были рады распространению новой веры. В некоторых текстах на рунических камнях содержатся обращения к Тору, а в одном случае вместо обычного креста в центре камня даже изображен большой молот — несомненно, в пику христианскому обычаю.

Христианизация также изменила социальное положение женщин. Некоторые ученые утверждали, что христианство, в отличие от патриархальных норм традиционного общества эпохи викингов, выдвинуло на первый план личность. Интересно, что все найденные в Бирке нательные кресты обнаружены в женских могилах. Может быть, женщин привлекали христианские представления о загробном существовании, надежда на счастливую вечную жизнь на небесах и возможность повлиять на свою судьбу посредством определенных действий в земной жизни, тем более что Вальхолл или Сессрумнир предназначались в первую очередь для мужчин. Повышение гендерного равенства на фоне перехода в другую веру может объяснить количество установленных от имени женщин рунических камней или записей о построенных на их средства мостах (мост символизировал путь души к Богу).

Впрочем, церковь едва ли стремилась поддерживать равноправие и во многом ограничивала свободу воли женщин. В традиционной северной системе взглядов женщины обладали значительной властью и контролировали доступ к другим мирам, — все это было перечеркнуто христианством. Статус женщины в семье также понизился. По сути, лишение женщины главенства в этой сфере было частью стратегии церкви, стремившейся получить доступ к семейной ячейке и, следовательно, к родственным сетям, игравшим центральную роль в реальном осуществлении власти в жизни Скандинавии. Таким образом, новой вере удалось проникнуть в жизнь простых людей и знати, одновременно объявив церковь единственным каналом связи с божественным.

Однако влияние процесса христианизации пошло даже дальше и коснулось не только политических и социальных отношений. В некоторых регионах даже натуральное хозяйство изменилось под воздействием тех требований, которые церковь предъявляла к населению. Введение строгого религиозного календаря с большим количеством церковных праздников и периодов воздержания от определенных продуктов изменило характер рыболовного промысла. По найденным рыбьим костям можно заключить, что в эпоху викингов ловили в основном пресноводную речную рыбу, хотя изредка встречаются глубоководные виды, добытые на морских «удаленных участках». Но только в XI веке морская рыба, согласно археологическим данным, начинает появляться повсюду и в значительном количестве. Особое внимание уделялось глубоководному рыбному промыслу в Северном море, — он не только удовлетворял созданный христианской церковью спрос, но и был связан с расширением городов и торгово-обменного потенциала. В результате этих процессов возник новый международный рынок сушеной рыбы.

Рост объединенных королевств, влияние церкви и связывавшие их друг с другом экономические силы привели к возникновению еще одного характерного явления поздней эпохи викингов — настоящих городских центров. Они заметно отличались от протогородских рыночных центров наподобие Хедебю и Бирки, которые начинали как небольшие поселения, но со временем многократно выросли в размерах и превратились в важные торговые узлы. Новые города, наоборот, с самого начала задумывались как опора христианской власти королей, средство служения и Богу, и мамоне.

В некоторых случаях это привело к небольшому пространственному сдвигу — новый город перетягивал на себя функции старого рыночного центра, постепенно отходившего на второй план. Например, на рубеже XI века в Дании был основан город Роскилле, который стал преемником соседнего Лейре. То же самое произошло в 980-х годах в Центральной Швеции, где Бирку затмила выросшая по соседству Сигтуна. Во многих случаях вскоре после основания новых городских центров в них строили церкви, иногда также монетный двор. Например, в Сигтуне примерно с 995 года чеканили монеты для ее основателя, короля Олафа (Олофа, Улофа) Шётконунга (его вполне недвусмысленное прозвище означает «налоговый король»). В Норвегии новый королевский город был основан там, где впоследствии вырос Осло, и еще более выдающийся в Нидаросе (современный Тронхейм) на западном побережье.

Поначалу торговля не играла большой роли в жизни Сигтуны или Роскилле — эти и другие города воспринимались главным образом как королевские административные центры, а не как рынки. Сдвиг от Бирки к Сигтуне не подразумевал непосредственного перемещения людей и функций из одного места в другое — этот процесс происходил спонтанно и неравномерно, поскольку новый город был не эмпорием, а символическим центром нового типа власти. Не случайно Сигтуна была основана почти тогда же, когда Харальд Синезубый развернул грандиозное строительство в Дании — оба этих начинания по-разному отражают сходные амбиции молодых христианских правителей, стремившихся опробовать на практике новые модели королевской власти.