Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну давай, давай, родной… – тихо пробормотал бедуин, жадно следя глазами за головокружительным восхождением тара.
Рами фыркнул и поднял лук.
Антара улыбнулся:
– У нас еще говорят: сегодня счастья нет, завтра найдется.
– Ха, – отозвался Рами.
Гулко тренькнула тетива, свистнуло.
* * *
…Мараджил улыбнулась почти против воли: оказалось, она следила за движениями самийа, затаив дыхание.
Сбитый в горло тар тяжело, спуская дожди щебенки, падал вниз. Во рту у него так и торчал лист алоэ.
– Это Аджа, о яснейшая… – мягко пробормотал Фазлуи.
– Что? – Мараджил вскинулась, отвлекаясь от ветреного склона в зеркале воды.
– Горы-близнецы, Аджа и Сальма. Это в северном Неджде, – покивал старый маг, с удовлетворением разглаживая бородку. – Угодья племени бану суаль. Не так ли, о мой господин?
Иса ибн Махан задумчиво перебирал колечки поредевшей в последнее время бороды:
– Да. Алоэ, что приносят для курений в праздник Жертвоприношения, – с этого склона, о моя госпожа.
Мараджил с удивлением встрепенулась. Как же, как же, цена за ратль этого алоэ доходила в Нишапуре до тысячи ашрафи. Тягучий коричневый сок запекался небольшими брусками, евнухи резали его острейшим ножом и тщательно счищали липкие остатки в курильницу – каждый кират драгоценного благовония так и звенел уплаченным золотом.
– До его кустов человеку не добраться, – мягко пояснил ибн Махан. – Поэтому бедуины бьют горных козлов, объедающих растение, и те падают с листьями во рту.
В воде таяли силуэты двух лучников в оборванных балахонах.
– Ну что ж, теперь мы знаем, где искать нерегиля, – усмехнулась Мараджил.
И вздохнула с облегчением.
– Прости дурного раба за совет, госпожа, – покачал большой чалмой ибн Махан.
– Да? – Она подняла бровь.
– Бедуины ценят своих стрелков, как мы это алоэ, – пояснил глава тайной стражи. – В хадисе сказано, что в день битвы при Ухуде посланник Всевышнего, мир ему, сказал лучникам курайш: «Да будут мои отец и мать жертвой за вас».
– Хм, – недовольно отозвалась Мараджил.
– Не стоит посылать гвардейцев в кочевье, госпожа, – твердо сказал ибн Махан. – Бедуины спрячут все самое ценное. Сумеречника тоже спрячут. В пустыне это просто: его просто вывезут в дальнее становище, а то и отправят к соседнему племени. Там легко затеряться, моя госпожа, – Тарик уже показал нам, насколько легко…
– Гвардейцы не нашли нерегиля в Нахле, потому что его там уже не было?..
– Именно, о величайшая… Пока наши воины переворачивали там каждый камень, сумеречника увезли на север – и увезли быстро.
– Увезли?.. Он что, вьюк с поклажей? Это нерегиль халифа Аммара, о ибн Махан, его нельзя никуда увезти или вывезти против его воли!
– Зато можно связать долгом благодарности… – Уголки глаз вазира барида пошли сеточкой тонких морщин.
– Хм, – наморщилась Мараджил.
Парсиянка не любила, когда ей напоминали о том, что она и так знала лучше всех. Конечно, ибн Махан прав, как она могла забыть. Волшебное существо расплачивается за свою силу именно этим – ему приходится дорого платить за каждый поданный из милости глоток воды.
– И что же ты предлагаешь делать, о ибн Махан?
Начальник тайной стражи накрутил на палец седое колечко бороды. И тихо ответил:
– В аль-Румахе ближе к осени собирают ярмарку.
– Ближе к осени?!..
– Ближе к осени, моя госпожа. Летом пустыня непроходима, – твердо сказал вазир.
– И?
– Бану суаль приедут на ярмарку – как раз осенью за алоэ приходят купеческие караваны. В аль-Румах. Сумеречника они привезут тоже, я почти в этом уверен.
– Почему, о ибн Махан? – заинтересовалась мать халифа.
– Похвастаться, о яснейшая, – тонко улыбнулся начальник тайной стражи. – Показать стрелка.
– Хм, – улыбнулась Мараджил, чувствуя, как улучшается ее настроение.
Ибн Махан улыбнулся в ответ:
– Мои агенты будут ждать Тарика загодя. Как только его выследят, мы пошлем за нерегилем гвардейский отряд. Не изволь беспокоиться, о величайшая. К началу осени Тарик будет в наших руках. А пока – что ж, пусть поохотится вдоволь…
Все сидевшие в комнате рассмеялись.
Мараджил веселилась от души, и веселье ее отдавало злорадством.
Что, Тарик, плохо тебе жилось во дворце? Мы подавали тебе яства на золотых блюдах, подводили лучших коней и целовали полы твоих одежд, о Страж, – но ты закусил удила, словно необъезженный жеребец, и умчался в пустыню! Сбежать решил от своего господина!
Ну-ну.
И как тебе живется среди невежественных бедуинов?
Не хотел стоять у золотого престола халифов? Что ж, походи за верблюдами, поживи в вонючем шатре, поголодай вместе с нищими голодранцами!
Возможно, по возвращении служба уже не покажется тебе тяжким бременем, о Тарик…
Кстати, о возвращении…
– Новый фирман уже подписан, о ибн Махан? – обернулась Мараджил к начальнику тайной стражи.
– Да, моя госпожа, – склонил тот голову. – Эмир верующих ознакомился с донесением из Ятриба и отказался от намерения казнить нерегиля. Правда, на утреннем приеме наш повелитель сказал, что Тарику придется многое объяснить, если он желает найти благоволение в глазах халифа…
Парсиянка расплылась в улыбке почти против воли: о Хварна, какую удачу ты посылаешь! Истинно, Священный Огонь благословил добросовестного и честного служаку из ятрибского джунда!
Каид отряда, посланного с фирманом для нерегиля, как известно, не сумел схватить Тарика – зато сумел разузнать многое в вилаятах, где побывал Страж. Каид Марваз описал все, что видел, в подробнейшем письме. И, судя по тому донесению, обвинения против нерегиля оказались ложными, жалобщики – лицемерными и продажными, а истинные радетели гибели Тарика – бандитами и разбойниками. «Тарик творил дела жестокие, но справедливые», – написал ятрибский гвардеец в письме.
И Абдаллах велел сжечь прежний фирман и написать новый – не упоминающий об оковах. Правда, желания объясниться со строптивым существом халиф не утратил.
Что ж, самое время вмешаться. Долг благодарности – это хорошо. Это правильно. Но признательность Стража – ненадежный залог безопасности. Мараджил добьется от Тарика большего.
– Пусть твои люди соберут новые свидетельства в пользу нерегиля, о ибн Махан, – строго сказала парсиянка. – А тот каид, как прибудет в столицу, препроводит Стража не в ас-Сурайа, а в мою загородную усадьбу. Я хочу сделать моему сыну щедрый подарок, о ибн Махан. И не поскуплюсь на подарок тебе…