Дайянь вспомнил, как Цзыцзи считал шаги в тот первый раз. Первый раз самый трудный в подобных предприятиях. Теперь он знал, что у тоннеля есть выход. Только не знал, что они найдут, когда поднимутся наверх.

Крик совы немного подбодрил его, но это была ночь хаоса и насилия, конца мира, и глупо было желать уверенности. Он знал, что над ними алтаи и в городе начались пожары.

Он некоторое время поддерживал ее под локоть, потом туннель сузился, и им пришлось идти гуськом. Он шагал быстро, разговаривая на ходу, за ним шла Шань, потом два солдата.

Он бежал от разграбления Ханьцзиня, а ведь именно ему поручили командовать в городе. Он боролся со стыдом, как мог, но ему было трудно. Если бы он был моложе, то мог бы дать клятву отомстить и воздать врагам по заслугам. Он помнил свои клятвы у семейного алтаря в Шэнду, когда был уверен, что его никто не слышит. Реки и горы, клятва вернуть потерянное. Мальчик, говорящий со своими предками, позаботившись о том, чтобы старший брат его не слышал.

Клятва – ничто, поступок – все. И ты можешь потерпеть неудачу. «Люди чаще терпят неудачу, чем наоборот», – подумал он.

Его пригласили во дворец несколько дней назад, чтобы он стал человеком, который убьет Кай Чжэня.

Он отказался. Когда настал момент, он обнаружил, что такой поступок не для него, это не в его характере. Если император Катая решил казнить своего первого министра за плохой совет, данный его отцу (потакая желаниям отца), то это право императора и долг. Есть люди, которым платят за осуществление казни с помощью меча, удавки, другими способами.

Он не оплакивал первого министра. Не в этом дело. «Интересно, кто станет преемником Кай Чжэня», – подумал он, а потом с горечью понял, что это, наверное, неважно.

– Полагаю, – сказал он, – двести лет назад вспоминали о восстаниях. И хотели устроить пути выхода их города.

– Есть и другие такие же туннели? – спросила Шань. Голос ее звучал ровно.

– Мы нашли еще один. Но выход из него теперь на открытом месте.

– А этот?

– Увидишь. Уже не очень далеко. Я обещаю.

– Со мной все в порядке, – сказала она.

Они шли молча.

Он прочистил горло.

– Ци Вай не захотел уйти?

– Он не может. Он охраняет коллекцию. Нашел меч.

– Ему это не удастся. Ты это понимаешь.

– Он тоже понимает. – Она помолчала. – Он сказал, что это его жизнь.

– Понятно, – ответил Дайянь, хотя и не очень понял.

– Иногда мы не хотим пережить некоторые потери, – сказала Шань.

Он это обдумал.

– Наши жизни… – начал он и умолк.

– Продолжай, – сказала Шань.

Их шаги в туннеле, свет факелов на стенах и балках. Наверняка при строительстве этого туннеля погибли люди. Он гадал, слышит ли она шуршание крыс за их голосами. «Вероятно, да», – решил он.

Он вздохнул.

– Наши жизни принадлежат не только нам.

Она помолчала, шагая позади него, потом спросила:

– Дайянь, что ты планируешь сделать сегодня ночью?

Она его поражала. С того первого вечера в ее доме, среди бронзовых сосудов и фарфора, она его поражала.

«Ты знаешь, что я тебя люблю», – хотелось ему сказать, но он слишком заботился о ее репутации, ведь за ними шли два человека. А если бы он это сказал, она бы еще больше убедилась, что он задумал нечто опасное.

Туннель начал подниматься вверх.

– Мы на месте, – сказал он, не отвечая на ее вопрос и зная, что она это поймет.

«Тот, кто построил этот туннель, – думает Шань, – очень хорошо умел планировать». В конце его стоит каменная скамья, на которую можно встать, и даже есть скобы в укрепленных каменных стенах для факелов, чтобы несущие их люди могли вставить их туда и навалиться руками и плечами на люк, открывающийся в мир над ними.

Ей нравится видеть доказательства предусмотрительности. Это внушает уверенность. Это указывает, что не все, что делают мужчины и женщины, обязательно будет небрежным, неопределенным, плохо продуманным. Возможно, сегодня ночью, этой зимой, в канун этого нового года, ей необходимо найти или увидеть доказательства порядка и разума.

Она ощущает тревогу и страх. Дайянь намеревается предпринять еще что-то, кроме побега, но она не знает, не может знать, что именно. Она как будто спала, выключилась из жизни после смерти отца. Как будто закрыла глаза и отрицала происходящее, как делают маленькие дети. Она помнит, что сама так делала в детстве. Если ты не видишь человека – или какого-то призрака, шаркающего ногами в темноте, – то он тебя не найдет.

Дайянь два раза стучит в люк над головой, стоя на скамье. Он толкает его вверх двумя руками, сильно, но люк поддается легче, чем он ожидал. Она слышит его проклятие, и одновременно ее сердце сжимает дурное предчувствие.

Потом раздается голос:

– Я знаю, что ты не слишком силен. И подумал, что мы можем помочь.

– Если ты привел для меня коня, как обещал, я для начала затопчу тебя его копытами, – отвечает Дайянь. – Помоги нам выбраться.

«Коня для меня».

Шань ничего не говорит. Он помогает ей встать на скамью. Кто-то протягивает вниз руки и вытаскивает ее наверх из туннеля, и когда ее ставят на землю, она видит рощу.

Бамбуковую рощу. Хорошо рассмотреть деревья трудно, они не зажгли факелов. Луны, разумеется, нет, сейчас канун нового года. Все равно небо в тучах. Идет снег. Неожиданно тихо, они действительно далеко от городских стен. Они выбрались из города, который сейчас атакуют.

Дайянь пытался спасти Ци Вая тоже. Вай отказался. Они поклонились друг другу, и она ушла. Она и сейчас, в это мгновение, видит его, стоя в ночной роще, под засыпанными снегом ветками: как ее муж стоит возле из хранилища, неуклюже сжимая в руке старый меч, и смотрит на огонь. Ждет варваров.

– Моя госпожа, – произносит голос, который ей кажется знакомым. Ей кто-то кланяется.

– Прошу прощения, – отвечает она. – Я не вижу, кто вы.

– Командир Цзао, моя госпожа. Мы встречались в вашем доме, и я сопровождал вашего мужа из Шуцюяня летом.

– Да, – говорит она. А потом прибавляет: – Вы выпустили в меня стрелу. Вы собираетесь сделать это снова?

Он кашляет. Кто-то тихо смеется – это Дайянь, он подошел сзади.

– Тебе придется быть осторожным, мой друг. У нее острые коготки, когда ей нужно пустить их в ход.

– Тогда я сделаю все от меня зависящее, чтобы подружиться с ней, – отвечает человек по имени Цзао Цзыцзи. – Между прочим, здесь нет тигров. Тебе нечего бояться.

Она думает, что он обращается к ней, но это не так. Дайянь опять смеется.