— Я не дед! — бухнул он первое, что смог придумать, и Беанна на пару секунд замерла, то ли решая, стоит ли доверять племяннику, то ли переваривая его оскорбление.

— Посмотрим, — наконец заметила она и с такой силой затянула бинт, что Хедин от резкой боли с трудом удержал ругательство.

Плечо по-прежнему жгло огнем: не спасала ни драконья слюна, ни Эйнардовы примочки с целебными мазями. На счастье, гангрены удалось избежать, и Хедин очень надеялся, что не сегодня-завтра боль начнет затухать, однако та исправно пытала его своим постоянством и лишь изредка словно бы терялась в ворохе нечестных грез об Аниной близости.

Одержимый!

Всегда таким был, таким и остался. Сам отговорился от свадьбы, и неизвестно, простит ли Ана и захочет ли снова ему довериться. Но даже такие мысли не способны были хоть на каплю остудить желание, зачастую доводившее до полного

изнеможения. Хедин скучал по своей девочке, и безумно хотел ее видеть, и мечтал только о том, как снова сумеет стиснуть ее в объятиях, вдохнуть аромат нежной кожи, впечататься губами в хрупкую шею — и целовать-целовать-целовать, оставляя следы, присваивая Ану себе, доводя ее до исступления…

Боги, да за одну минуту такого счастья можно было вынести любые испытания!

А Хедин имел дурость разбрасываться им. Правильно тетка про него сказала: не умеет он ценить то, что имеет.

Но неужели больше не будет шанса? Неужели Создатели отвернулись, и Ана поверила в его бред? И отныне не желает иметь с ним ничего общего, потому что некоторые вещи невозможно простить и снова поверить?

«Можешь считать меня предателем, но свадьбы не будет!»

Ана не пришла.

Армелонцы с цветами и песнями высыпали к городским воротам встречать свою дружину, возвратившуюся из похода с победой, и Хедину перепало восхищения и улыбок, пожалуй, больше, чем всем остальным, вместе взятым, но он только крутил головой в поисках беловолосой головки и, не находя ее, чувствовал, как наливается плечо невыносимой болью, грозя оборвать сознание и убить надежду.

Чего он ждал? Что Ана снова забудет обиды, переступит через себя и захочет посмотреть ему в глаза? После его нечестного решения и откровенной трусости? После того, как он предпочел ей собственную гордыню и носился с той, будто с писаной торбой?

Ана и так сделала слишком много. Теперь очередь была за ним.

— Не пришла? — с добивающим сочувствием обняла его мать. Хедин сжал зубы, не желая еще и при ней выглядеть слабаком и тем более подставлять любимую.

— Так и должно быть, — выдохнул он и, заметив, как потемнело от боли ее лицо, неожиданно даже для самого себя поцеловал мать в лоб. — Имею то, что заслужил, ма. Не расстраивайся. Разберусь.

— Хочешь, я поговорю с Аной? — явно не веря ему, предложила та. — Объясню ей, что так нельзя. Она должна осознать, как некрасиво поступает, отказывая жениху из-за полученного в бою увечья…

Но Хедин только мотнул головой, уже не слушая, обнял здоровой рукой мать за плечи и потянул ее домой. Ему надо было очень много успеть.

Он наконец принял решение.

Держите. Не вся, конечно, глава, но захотелось поделиться именно этим эпизодом. Дальше — больше:)))

Хедин выдохнул и зажмурился, решаясь на последний шаг. Даже не думал, что будет так трудно. Пока из кожи вон лез, доказывая собственную состоятельность, особо размышлять было некогда. Попробуй-ка одной рукой наруби дрова, затопи баню, отмойся от пятидневной дорожной пыли, сбрей отросшую за месяц бороду. Последнее, пожалуй, могло бы показаться даже забавным, если бы от подобных мелочей не зависело будущее Хедина. Лил и так-то, мягко говоря, недолюбливал его и вряд ли мог желать для Аны мужа-калеку, а уж заявись к нему Хедин в том виде, каким увидел себя в зеркале сразу после дороги и потребуй руки единственной дочери…

Он и сейчас-то почти не сомневался в отказе и всю дорогу до Аниного дома перебирал в голове причины, способные склонить ее родителей на его сторону, а также давил в зачатке проникающий в душу страх и клялся себе не отступать, пока не добьется желаемого. Плечо ныло, отвлекая и разгоняя панику, а у самого порога вдруг вообще прострелило так, что сбило дыхание и вынудило привалиться к дверному косяку, пережидая приступ.

Перед мысленным взором возник Анин образ. Так и бросилась бы к нему, обхватила за щеки, приподнимая голову, заглянула бы встревоженно в глаза, изгоняя боль и рождая совсем иные чувства. Даже обида не остановила бы ее: безучастием его девочка никогда не страдала. И оставалось только надеяться, что в ее сердце достанет великодушия простить ему последнюю трусость. Пусть откажет, если сама захочет, но только не считает себя оскорбленной и обманутой. И не мучается из-за его ошибок.

— Хед?..

Он вздрогнул, не веря ушам, и так резко развернулся, что раненое плечо не замедлило напомнить о себе. Перед глазами поплыли круги, и лишь резкое, отрывистое девичье дыхание чуть в стороне позволило овладеть собой. Хедин наконец увидел ее.

Похудевшая, осунувшаяся — так, что на носу даже проступили бледные веснушки, — чуть напуганная, но исполненная непонятной решимости, Ана стояла на ведущей к дому дорожке и сжимала в руках большую корзину с продуктами. С рынка вернулась? Так вроде неурочный час. Впрочем, какая разница?

Стиснув зубы и проклиная одолевшую слабость, Хедин шагнул к ней и перехватил корзину.

— Я помогу! — категорично заявил он, смертельно боясь, что Ана не позволит ему этого. Имела право, даже когда он женихом ее считался. А теперь уж…

Но она разжала пальцы, отдавая ему ношу, и только будто бы случайно коснулась его запястья. Хедин затаил дыхание, однако Ана тут же отдернула руку и поспешила к дому, распахивая перед гостем дверь. Хедин заставил себя направиться за ней.

Каждый шаг давался через сипу, словно ноги стали ватными и отказывались служить. Боль в плече доканывала, а в голове холодом стучал только один вопрос. Простит? Не простит? Или выставит перед светлыми очами родителей — такого, каким он сейчас был: обессилевшего и никчемного. Ана умела бить за обиду, и Хедин знал об этом лучше всех на свете.

И все же переступил через порог. В оглушительной тишине, с выплескивающейся через край паникой, преодолел предбанник и добрался до первой попавшейся скамьи. Водрузил на нее корзину.

— Спасибо… — прошелестело за спиной — слишком слабо и будто бы сдавленно.

Хедин обернулся.

Ана стискивала рукой висевший на шее кулон и смотрела на него с жалящим недоверием и в то же время с обнадеживающей, все затмевающей нежностью.

Устоять было невозможно.

Хедин сделал три шага вперед и прижал Ану к себе. Сгреб одной рукой, вдавил в собственную грудь, понимая, что не имеет права, но существуя только ее теплом.