Генрих завтракал со своим кузеном, Филиппом Глостером и Роджером, графом Херефордом. Они тоже жевали овсянку, но заправленную молоком и подслащенную медом. Рядом лакомилась молодая женщина, которая с удовольствием выскребала ложкой свою миску. Она была румяна, бела и с очень светлыми, почти серебристыми волосами. Для защиты от утреннего холода женщина была закутана в плащ Генриха. Оливер очередной раз поразился способности принца отыскивать красоток на ночь буквально посреди чистого поля. Жаль, что, преуспев в этом искусстве, он не умел таким же колдовским образом добывать овес, вяленую рыбу и вино.

Оливер отвесил поклон, но, прежде чем успел открыть рот, Генрих уже взмахнул своей ложкой из рога.

– Знаю, Паскаль. Мы не испытываем недостатка только в тумане и дожде, всего остального мало. Поблизости нет ни одного дружественного замка, где можно было бы раздобыть фураж, а у местного населения взять нечего, потому что де Траси все сжег.

Принц жестом велел Оливеру сесть, а сам остался стоять, прислонившись к столбу палатки.

– Конечно, если бы мы смогли взять Барнстепл… Его серые глаза блестели.

В один ужасный момент Оливеру показалось, что Генрих всерьез собирается предпринять этот шаг, но принц только с сожалением пожал плечами и вздохнул.

– К несчастью, у меня нет для этого сил, по крайней мере, сейчас. Но я уже запустил в этот край свои зубы и сделаю это еще раз.

– Значит, мы поворачиваем обратно? – уточнил Оливер с чувством облегчения.

– Да, – сказал Филипп Глостер, покосившись на Генриха. – Хотя и не без определенных споров.

Несмотря на то, что они с принцем были кузенами, фамильного сходства не наблюдалось. Филипп унаследовал карие воловьи глаза Мейбл и тонкие темные волосы графа Роберта. Он был настоящим солдатом но, как отец, не склонен идти на риск, если только его к этому не вынуждали. Его опыт уравновешивал и придавал форму мнениям и решениям Генриха. Роджер Херефорд, как обычно, промолчал. Его характер отличался строгостью и спокойствием. Заставить его вообще сказать что-нибудь было не легче, чем пытаться разжать челюсти бульдога деревянной ложкой.

Генрих отставил свою миску.

– Ты мог бы достать провиант, если бы я решил продолжить кампанию, не так ли?

– Только послав в Бристоль торговые суда, сир. Здесь нет ничего, кроме того, что мы везем с собой. Можно перевести людей на половинный рацион и надеяться, что удастся найти несколько ферм, избежавших огня, но это сильно ослабляет моральный дух.

– Следовательно, ты согласен с решением повернуть назад?

– Да, сир, согласен.

– В таком случае, можешь отправляться с авангардом. Выходите сразу, как свернете лагерь. – Генрих провел языком по внутренней стороне губ. – Думаю, не стоит напоминать, что в обязанности командира авангарда входит отыскать для нас безопасное место на ночь и продовольствие для людей и животных?

– Не стоит, сир, – сказал Оливер, умудрившись сохранить невозмутимое выражение. – Я это знаю.

Кэтрин содрогнулась, услышав цену, которую торговец полотном требовал за отрез простого небеленого льна для пеленок.

– Плохой урожай, – развел тот руками. – Слишком много солнца, дожди не в срок. Добавьте к этому то, что сожжено войной, и у вас не останется даже ниточки, чтобы ткать.

Он потер нос и посмотрел на женщину.

– Вот что я скажу, госпожа, раз уж вам очень нужно, я, так и быть, хоть себе и в убыток, предложу вам отрез за два шиллинга.

Кэтрин покачала головой.

– Нам надо есть, – сказала она, указав кивком головы на Розамунду, одетую в самое старое свое платье: оно было уже коротковато и с заляпанным пятнами подолом. В этом платье девочка обычно играла. У нее было еще два, гораздо лучших, однако Кэтрин знала, что торговцы всегда прикидывают, сколько смогут выручить, по виду покупателей.

Ей, разумеется, не хотелось, чтобы продавец счел, что с ней не стоит торговаться, поэтому сама оделась изящно, но просто: почтенная горожанка, готовая сделать покупку, но отнюдь не транжирить.

– За меньшую цену уступить не могу, но как вам вот этот кусочек? – Торговец достал изрядный кусок темно-желтой шерсти с узором из более темной нитки. – Сделайте платье для своей девочки. Цвет ей очень подходит. Я отдам не торгуясь.

Кэтрин задумалась. Это было его первое предложение, и на нем, пожалуй, удастся выгадать, если как следует поторговаться. Видя, что дело пошло, торговец предложил ей стул, чтобы отдохнуть.

– Снимите вес с ног, – сказал он, ласково подмигнув.

Кэтрин поблагодарила и предложила полтора шиллинга. Торговец покачал головой, прищелкнул языком и наконец объявил, что она просто грабит его, но он, так и быть, согласен на шиллинг и девять пенсов.

– Включая кусок шерсти? – спросила Кэтрин.

Он рассмеялся и почесал голову под войлочной шляпой.

– Ладно, с куском шерсти. Хорошо еще, что не все мои покупатели так сильно торгуются. Мне ведь тоже надо есть.

Кэтрин восприняла его жалобы достаточно спокойно. Каждый купец торгует на свой лад, но некоторые фразы, какой бы товар ни продавался, одинаковы для всех. Она расплатилась и принялась ждать, пока он свяжет лен и шерсть в узел с помощью куска конопляной веревки. Розамунда разглядывала шелка на краю прилавка и с завистью щупала блестящий кусок цвета морской волны.

– Такая молоденькая, а вкус хорош, – прокомментировал торговец, кивнув головой.

– Дорогой вкус, – ответила Кэтрин, подумав, что Розамунде в полной мере передалась любовь ее отца к роскоши. Несмотря на все свои недостатки, Луи обладал превосходным чувством стиля, и Розамунда, похоже, унаследовала его тоже.

– Господи, дай ей богатого мужа и пусть почаще заходит в мою лавку, – сказал торговец, молитвенно сложив руки. В его маленьких карих глазах промелькнули веселые искорки.

Кэтрин тоже улыбнулась и пошла оттаскивать Розамунду от шелков. Теперь, когда льна хватало, ей хотелось только одного: вернуться домой и дать отдохнуть ноющим ногам.

В этот момент поднялась суматоха. Они с торговцем кинулись смотреть, в чем дело, и увидели возбужденного всадника, который летел сквозь ярмарочную толпу, крича во весь голос. Его конь был в мыле, ноздри окаймляла красная полоска.

– Евстахий! – хрипло ревел всадник. – Идет Евстахий! Спасайтесь!

Кэтрин и торговец полотном, оцепенев, уставились друг на друга.

– Евстахий подавляет восстание в Восточной Англии, – слабо проговорила Кэтрин.

– Выходит, нет, раз он здесь. – Торговец принялся быстро сворачивать свой прилавок. – Хорошее перышко получит он на свою шляпу, если возьмет это место.

Всадник доскакал уже до рядов с тканями, по-прежнему выкрикивая: