– Хорошо, тогда в воскресенье днем. А еще лучше в пятницу вечером. Я буду на первой игре сезона «Бостон бэйз», но приму ваш звонок.

– Вы сказали, что провели тот опрос несколько месяцев назад, – сказал я.

– Да.

– Тогда почему вы связались со мной только сейчас, когда я в самом разгаре расследования, к которому вы, по меньшей мере, имеете отношение? Почему не пару месяцев назад, когда ничего этого еще не случилось?

– Хотите правду? – спросила Паркер.

– Конечно.

– Вы – четвертый в списке самых авторитетных хаденов США. До вас мы связывались с первыми тремя.

– Что ж, это справедливо, – улыбнулся я.

– Простите, – сказала Паркер.

– Но я же сам сказал, что хочу правду.

– Да, сказали, – подтвердила Паркер. – Теперь вы знаете. Надеюсь, это вас убедит в том, что у мен нет никаких зловещих планов на будущее.

– Возможно.

– Вы уверены, что не хотите ответить прямо сейчас?

– Уверен. – Я встал и подошел к борту. – Три метра, говорите?

– Что? Ах да. Вы можете подождать, когда я верну лодку обратно.

– Думаю, не стоит утруждаться, – сказал я.

Среди хаденов считалось дурным тоном загадочным образом возникать в чужом личном пространстве и так же исчезать из него. Большинство из нас пользовались для этого специальными входами, которые открывал владелец. Паркер использовала автомобиль на дороге. Мне это показалось слишком долгим путем.

– Как хотите, – сказала она. – Известите меня о своем решении как можно скорее, Крис. Не хочется лишний раз напоминать, но от вашего ответа слишком много зависит.

Я кивнул и прыгнул в воду, заскользил вниз, ощущая мокрую одежду на теле. Вода выглядела чистой, и я видел дальше чем на три метра, различая в глубине темное размытое дно. Казалось, нет никаких причин, чтобы я не мог добраться до него.

Кроме того факта, что через три метра я попал из воды в какое-то безликое серое пространство. Дно было иллюзией, как и все остальное. Я начал подниматься от дна озера, направил свое виртуальное тело вверх и увидел яхту, которая качалась на поверхности, удаляясь от меня все дальше и дальше, до тех пор пока я внезапно не обнаружил, что стою в своей пещере. Не лежу, не падаю, не делаю что-то еще, а просто стою. Меня бесцеремонно вышвырнуло из пространства Паркер и вернуло в свое.

«Просто неверный код», – подумал я.

Поступил сигнал вызова. Кто-то пытался до меня дозвониться. Оказалось, Ванн.

– Где вы были? – спросила она, когда я ей перезвонил.

– Выслушивал предложение о новой работе, – ответил я.

– Что?

– Долго рассказывать.

– И от кого?

– От Амели Паркер. Она владелец компании, хочет, чтобы мой отец стал их инвестором.

– Амели Паркер, – повторила Ванн.

– Да. Вы ее знаете?

– В некотором смысле, – уклончиво сказала она. – Пришли результаты экспертизы по кровати Кауфмана в отеле. Оказалось, в ней был кто-то еще. Хотите угадать кто?

– Это точно не Амели Паркер. Она хаден.

– Да, не Амели Паркер, – согласилась Ванн. – Это некая особа по имени Лена Фаулер.

– Интегратор, – сказал я.

– Ну да, интегратор, а что такого? Угадайте, кто один из ее главных клиентов?

– Если вы сейчас скажете: «Амели Паркер», мне станет очень неловко.

– Считайте, что уже стало. Но это еще не самое интересное.

– Неужели? Слушаю внимательно.

– Я получила предварительный отчет об Алексе Кауфмане от судмедэксперта в Вашингтоне.

– Не тяните уже.

– Возможно, это было не самоубийство.

Я вытянул фотку в поле обзора:

– Да, вижу рентгенограмму шеи Алекса Кауфмана. И что я должен здесь обнаружить?

– Смотрите на четвертый позвонок, – сказала Ванн.

Мы направлялись к дому Лены Фаулер в Арлингтоне; машину вела Ванн. Было утро вторника, и мы рассчитывали, что успеем с ней поговорить до того, как я должен буду появиться в Бостоне для встречи с Ким Силвой. Пробок на дороге в это время дня не было, так что все вполне могло получиться.

– Это который? – спросил я.

– Как ни странно, четвертый сверху.

– Вы очень любезны, – сказал я. – Вот он. Что искать-то надо?

– Повреждения.

– Понятное дело, – кивнул я. – От веса тела Кауфмана и от ремня.

Ванн покачала головой:

– Может, и от этого. Но эксперт считает, что повреждения могло вызвать что-то еще, а повешение их только усугубило.

– И от чего могли появиться такие повреждения, по его мнению?

– От удара тупым предметом. Похоже, кто-то саданул его по загривку.

– Но на теле нет никаких следов борьбы.

– Правильно, – согласилась Ванн. – Кто бы это ни был, он сначала вырубил Кауфмана или оглушил его, а потом затянул ремень у него шее.

Я добавил на экран фото Кауфмана в морге:

– Они должны были действовать очень быстро. Если бы между первым ударом по шее и увечьями от ремня прошло хоть какое-то время, остались бы следы.

– Да, – подтвердила Ванн. – Поэтому я и сказала, что ударом его, скорее всего, только оглушили, но не убили. Иначе наш эксперт разделил бы эти два события по характеру синяков и кровоподтеков. А этого не произошло.

– Тогда почему вы все-таки считаете, что ему сначала вломили по шее? – спросил я.

– Эксперт сказал, что одно только повешение, да еще тем способом, какой выбрал Кауфман, не должно было так сильно повредить позвонок. Тело ниоткуда не падало, резким рывкам не подвергалось. Куда падать-то, если он в ду́ше повесился. Хотя в принципе он, конечно, мог удавиться и одновременно сломать себе шею.

– Только медленнее и не с такими переломами.

– Так сказал эксперт.

– Но он не уверен.

– Нет. Он сказал, что повреждение могло быть вызвано тем, что Кауфман дернулся, а труба в ду́ше держала. Еще сказал, что у Кауфмана могла быть давняя травма шеи или болезнь костей, поразившая шейный отдел или весь позвоночник, и это стало причиной. Обещал подумать еще.

– То есть версия самоубийства все-таки не исключается? – сказал я.

– Если не учитывать тот факт, что Фаулер была в его постели за несколько минут до того, как он себя порешил.

– Значит, вы думаете, Фаулер его убила?

– По крайней мере, я бы хотела услышать от нее обратное.