руководившие эвакуацией, будут вынуждены остаться на Перфугиуме и либо до последнего сражаться в подземном мраке, либо предпринять отчаянную попытку уйти по одному из немногих оставшихся тайных ходов.

– Лин? – спросил я.

– Послал ему сообщение, – ответил Лориан, снова отнимая руку от рта. – Будем верить, что он выполнит все по плану.

– Выполнит. – Валка сжала мою руку.

На некоторые мониторы картинка передавалась с камер, закрепленных прямо на шаттлах. На одном я увидел желоб шахты, разверзшийся в скале над городом. Другие шаттлы вылетали из отверстий у крепостного зиккурата, по счастливой случайности не замеченных сьельсинскими захватчиками среди руин. Соединив точки вылета, я смог мысленно нарисовать схематичную карту города.

Печальных руин, покрытых пеплом.

Остовы небоскребов костлявыми пальцами тянулись к бесцветным небесам, напоминая кости левиафанов в серых песках пустыни. Если бы не очертания домов, магазинов и разбитых куполов святилищ, если бы не их привычная человеческая архитектура, то планету можно было бы сравнить с тоскливым пейзажем Эуэ. От этой мысли я вздрогнул.

– Так я представляла конец света, – произнесла Валка.

– Это и есть конец света, – сквозь пальцы проговорил Лориан.

Я молча отвернулся от топографической карты и подошел к императору и мониторам. Меня не оставляла мысль, что человечеству не было суждено пережить армагеддон. Сколько времени пройдет, пока на руинах Ресонно вновь вырастет зеленая трава и цветы? Сколько времени пройдет, прежде чем тот, кто звонил в колокол, сможет пройти по пыльным бульварам, не опасаясь попасть под бомбежку? Доживет ли кто-нибудь до этих дней?

Словно в ответ два монитора погасли.

Кесарь напряженно повернулся к ним.

– А-сорок девять потерян! – воскликнул техник, прежде чем император успел задать вопрос.

– А-двенадцать тоже! – сообщил другой, пока лорды и офицеры еще не сообразили, в чем дело.

Изображения, передаваемые с других транспортных кораблей, постепенно начали меркнуть. По экранам пошла рябь.

– Теряем связь с транспортниками, – прокомментировал еще один техник.

– Переключите на наземные камеры! – скомандовал диспетчер.

Изображения сменились одно за другим. Теперь трансляция шла не с шаттлов, а с камер, установленных у жерл пусковых шахт. Над Ресонно виднелось полдесятка черных дымовых столбов, сквозь которые сыпались обломки, но более сотни кораблей по-прежнему оставляли за собой золотистый огненный след. Транспортные шаттлы набирали высоту, стремясь к свободе.

– Где они? – спросил император, и я едва расслышал его, хотя был рядом.

Я посмотрел на дюжину мониторов, но не заметил ни кораблей Лина, ни лихтеров, ни роев нахуте.

Оглянувшись, я увидел, как Лориан барабанит по наручному терминалу, отогнув запястье так, чтобы видеть хронометр снизу. Он что-то шепнул Валке и покачал головой.

– Ваше величество, – сказал я на ухо кесарю. – Нам следует отвести вас в безопасное место.

Император жестом приказал мне молчать, но я ослушался.

– Ваше величество, эвакуация идет по плану. Ваши марсиане справятся без вас. Позвольте вызвать мой корабль. Нужно эвакуировать вас, пока есть возможность.

Мои доводы подкрепила очередная бомба, оглушительно разорвавшаяся прямо над нами. Свет в бункере мигнул, потускнел, но снова разгорелся. На одном мониторе я заметил черный сьельсинский флаер, похожий на кинжал.

– Сэр, потеряна связь со всеми кораблями от Альфа-ноль один до ноль пять, – объявил один из техников. – Слишком сильные помехи!

На одном из мониторов вспыхнул бело-желтый нимб, на миг ослепив камеру.

– Какой транспорт это был? – спросил диспетчер со шрамом.

– Сэр, думаю, А-двадцать девять! – ответила женщина за приборами. – Подтверждаю, Альфа-двадцать девять сбит.

– Уже семь, – произнес император, рисуя пальцами солнечный диск.

Несколько придворных последовали его примеру.

– Пусть их души обретут покой на Земле.

Три с половиной тысячи беженцев погибли за считаные секунды.

– Торас! Что с заблокированными желобами?

Старший диспетчер – тот самый мужчина со шрамом, – капитан стражи Седрик Торас, поклонился и покачал головой:

– Пока ничего, Марс!

– Нужно выпустить эти корабли! – приказал кесарь, подходя к голографу.

В этот момент завыла сирена.

– Кесарь, прошу вас! – Я не отставал от него ни на шаг. – Позвольте воспользоваться телеграфом. «Ашкелон» прибудет за несколько минут!

– Доложите обстановку! – игнорируя меня, рявкнул император.

– Вражеский флаер сбросил бомбу на шахту Е-тридцать четыре, – отчитался валаварский офицер, следивший за картой тоннелей. – Пусковые рельсы разрушены.

– Отправьте солдат оборонять позицию! – воскликнул я, заставив императора обратить на меня внимание. – Господин, они попытаются пробиться через шахту. Если не прокопаются через ворота ипподрома, то полезут во все пусковые шахты, что смогут найти.

Император медленно кивнул и вновь обратился к офицеру:

– Можете обрушить тоннель?

Валаварец побледнел; он явно не ожидал, что придется лично разговаривать с кесарем Вильгельмом.

– Можем, но тогда заблокируем и дальние шахты. – Он отметил на карте проходы, которые будут отрезаны от центральной сети тоннелей, если завалить подходы к поврежденной шахте. – Инженерные группы окажутся в ловушке.

Император снова кивнул:

– Тогда пошлите гонцов. Пусть этих людей возьмут на борт. Столько, сколько получится без превышения взлетной массы!

Офицер послушно поклонился и выбежал из штаба, на ходу подзывая гонцов, чтобы отправить на верхние уровни катакомб.

Удовлетворенный его действиями, император повернулся к нам:

– В воздухе у бедолаг будет больше шансов, чем в тоннелях.

Он посмотрел на капитана стражи Тораса и ряд настенных мониторов. Синее свечение голографической карты придавало его лицу призрачный, мертвенный оттенок, подчеркивая впалые щеки и белое золото в рыжих волосах. В этот миг я увидел истинный возраст этого человека; тонкие тени, расчертившие обычно невидимые морщины на царственном лице. Вильгельм был стариком, на сотни лет старше меня, и все эти сотни лет на его плечах тяжким грузом лежала Империя.

– Ваше величество, умоляю, – не унимался я, положив руку на край голографической камеры. – Вам и князю Джадда необходимо эвакуироваться. – Я оглянулся и увидел князя Каима с женщиной-маэсколом у мониторов. – У нас все меньше времени.

– Марло, уймитесь! – Император зарычал на меня, словно лев, и стукнул кулаком по столу; я отшатнулся. – Думаете, моя жизнь значит для меня больше, чем миллионы жителей этой планеты?

– Конечно нет! – сказал я; ко мне вернулось самообладание. – Все жизни важны, ваше величество. Все. Но нельзя забывать о триллионах жителей нашей Империи, для которых ваша жизнь особенно важна! Господин, вы не просто человек, а кесарь. Кесарь – это символ. Символ стабильности! Цивилизации! Символ всего!

Его императорское величество Вильгельм Двадцать Третий, король Авалона и Хранитель Солнечной системы, отступил. На его резном палатинском лице застыл шок. Изумрудные глаза вытаращились. Давно ли кто-либо разговаривал с ним таким тоном? Возможно, его мать, покойная императрица, до своей смерти. Кто еще среди звезд небесных был столь смел или безрассуден, как я?

– Осторожнее со словами, лорд Марло, – произнес лысый Никифор, стоявший неподалеку.

Сам Вильгельм не знал,