Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И всё это вместе так убого, фальшиво, безвкусно, словно создатели ролика надрывались именно в эту сторону. Валя с Викой уставились друг на друга, как пережившие коллективную галлюцинацию, а люди в магазине смолкли.
– Уж стока дней на тебя любуемся! – прокомментировала соседка. – Что ж они папашу Викиного с тобой воду пить не сняли? Такой красавчик с лица!
– Но я же договор не подписывала, – растерянно прошептала Валя Вике.
– Засудим их по полной программе! – Вика решительно положила ей руку на плечо. – Реклама – это дикие бабки!
Усталость с дороги, натиск земляков, растерянность, отвращение, стыд и беспомощность отняли последние силы. Ролик нахлестал по щекам так, что они, не унимаясь, горели. Захотелось убежать, спрятаться под одеялом и никого не видеть. Или встретить Аду и Ларису, сорвать с Ларисы пристёгнутую косу и дать обеим по морде тортом, как делают в кино. И больше не возвращаться на телевидение.
– Нам пора, – сказала Валя упавшим голосом.
– Так чайку подкипятим! За хорошими конфетами в бакалею уж послали! – замахала руками директорша.
– Потом подойдём, – соврала Валя и начала двигаться к служебному выходу.
– Людей-то зачем обижать? Люди выходнющие платья надели! Что ты Аллу Пугачёву из себя строишь? – неожиданно перегородила ей дорогу соседка. – Ты тут, Валюш, выросла!
Валя не удостоила её даже взглядом, а выходя, погладила по плечу Нину, и та бросилась ей на шею, прижалась как ребёнок и всхлипнула.
– Где найти машину до Берёзовой Рощи? – спросила Валя нотариуса, как самого вменяемого в этой компании.
– Айда в кабинет, племяшу позвоню, – кивнул он.
Помог Вале с Викой пробраться сквозь строй возбуждённых продавщиц и запер дверь на ключ, когда они попытались вломиться. В кабинете было тихо, на окне алела герань, висела карта СССР и тикали старые настенные часы.
– Оно тебе надо, в Берёзовую Рощу? Там пусто. Хотели дома снести, распахать, гречкой засеять, да в совхозе тоже проворовались…
– Мне надо! – сказала Валя. – Ещё на два кладбища: к бабушке на старое, к отцу – на новое. И в барак на Каменоломку.
– Охота пуще неволи. Да только бараки на Каменоломке сгорели. Один сгорел, люди вышли с плакатами, их в новый дом заселили. Другие, дураки, тоже стали жечь, а им – кукиш с маслом! Пожарные заключение дали, что сами пожгли.
– И куда они делись?
– Кто куда. И старое кладбище, где твои дед с бабкой, распахали. Богатые там себе дома с бассейнами заделали, газоны завели!
– Могилы распахали? – не поверила своим ушам Валя, не обратив внимания на его оговорку «дед с бабкой».
– Дали начальству денег да распахали. А на новое племяш отвезёт, – он начал крутить пальцем диск допотопного телефона.
– Кажется, ко всему привыкла, но иногда просто край, – прошептала Валя. – На бабушкиной могиле бассейн, а этот поганый ролик идёт на всю страну!
– Нормальный ролик, просто чем пошлее, тем башлее, – скривила губы Вика.
– Сеня, едь ко мне живенько! – закричал нотариус в телефон. – Свозишь за деньги в Берёзовую Рощу да на новое кладбище! Как миленький доедешь. И слышать ничего не хочу. Ноги в руки и газуй.
– С рекламой всегда дурят. У нас одна с актёрского снималась на диване в купальнике, потом сказали, тебе пакет из макдака приносили на съёмке? Ты его сожрала? Это и был твой гонорар! И вали отсюда по-тихому! – Вика внимательно рассматривала карту СССР на стене кабинета. – Придётся тебе опять на съёмку не выходить, иначе Адку не отожмёшь – она железобетонная.
– Сей момент примчится, – пообещал нотариус. – Сенька, конечно, парень здоровый. Но деньги надо бы в городе оставить. Все знают, что ты квартиру продала, а у нас за такую сумму сто раз убьют. Коли вечерним поездом едешь, на почту зайди да матери переводом пошли.
– Ничего, прорвёмся, – махнула рукой Валя.
– Не жалеешь, что уехала? – вдруг спросил нотариус. – Медсестрой бы работала, все б тебя уважали.
– Я и в Москве почти медсестрой работаю. А телевидение – это так.
– С другой стороны, тут мужиков вымело. Толковые на заработки рванули, на щебёночном осталась пьянь да рвань. Матери привет большой, – продолжил нотариус. – Мать у тебя красавица была, сколько парней по ней сохло!
Стало слышно, что он один из сохших.
– И сейчас красавица, – поддакнула Вика.
– Замуж-то в Москве не вышла? – небрежно спросил нотариус.
– У неё одна любовь – пудель! – улыбнулась Валя. – Так что приезжайте свататься.
– Пошутил я, – смутился нотариус. – Старый уже. Выглядишь хорошо, молодильные яблочки небось ешь. Сама-то за кем замужем? Не пойми чего в газетах пишут.
– Не замужем.
– Про тебя и депутата Горяева бабы болтают. А я думаю, на кой ляд ей старый ворюга? У вас там в Москве парень есть толковый, ансамбль у него называется «Лю́бе», – он назвал группу «Любэ» с ударением на первом слоге. – Поёт своей Любе душой, остальные как козлы блеют. Ты б вот с ним и закрутила.
В дверь настолько грубо забарабанили кулаком, что у нотариуса удивлённо взлетели седые брови. Он неторопливо открыл, и, чуть не опрокинув его, влетела Ленка, дочь мента дяди Коли.
– Я, Валь, теперь по-хорошему пришла! – затараторила она и сунула Вале в руку пакетик. – Серёжки девчонке твоей, хоть она и наглая. Золотые! Христом-богом прошу, помоги моей дочке! Болезнь страшная, в Москве лечат!
Валя аж отпрыгнула от неё, пакетик упал на пол:
– Лен, ты ж тупой не была, что с тобой стало?
– Скажу как есть. Когда свинью режут, ей не до поросят. Пока челночила, дочка проституткой заделалась, – вздохнула та. – Заразила её какая-то сука болезнью крови, вроде желтухи, но страшно очень. Если не лечить, помрёт. Как СПИД, понимаешь?
– Гепатит С? – спросила Вика.
– Во-во. В и С. Ты откуда знаешь? – удивилась Ленка.
– Так это же шприцовые дела! – строго добавила Вика. – Она у вас колется.
– Ну, может, разок заставили, – опустила глаза Ленка.
– Надо стадию смотреть, анализы делать. Есть стадии, когда не лечится. И вообще гепатит С называют «ласковая смерть», – добавила Вика.
– На врача, что ли, учится? – поражённо спросила Ленка.
– На директора кино. Их там всему учат, – вяло объяснила Валя. – Запиши телефон домашний. Через неделю звони, узнаем, где лечат, пришлёшь её. Серёжки свои с пола забери!
– Спасибо, Валь. Ты всегда подругой была! – хлюпнула Ленка носом. – А за язык прости!
– И много в Москве этим болеет? – спросил нотариус у Вики.
– Болеют везде, где наркота, – заважничала Вика. – Они ж пока