Шатрова я не нашел в книге, читанной мной в американском издании. Как только в 1995 г. книга вышла, Джек Мэтлок, американский посол в СССР времен перестройки, рецензируя «Мемуары», удивлялся, что не указано ни кто записал, ни кто обработал, ни кто перевел эту исповедь в тысячу страниц. Никаких указаний на реальное авторство.

Горбачева выдвинул, начиная со Ставрополя, можно сказать, сотворил как гомункулуса величиной с человека, крупный и ещё выше пошедший в гору партиец. О нем мне очень хотелось почитать в тех же, загадочных по происхождению «Мемуарах», но не нашел там ничего содержательного. Хотел прочесть, потому что судьба этого значительного лица меня коснулась в конном мире. Конникам покровительствовал на самом верху Секретарь ЦК Кулаков Фёд-Давыдыч, как называл его Долматов, земляк и фаворит могущественного партийного босса. Сидя в сияющем директорском кабинете среди скульптур Лансере и полотен Самокиша, из года в год ждали мы звонка из кулаковского секретариата: можно ли отгружать избранного жеребца, о чём уже было договорено по телефону с американской стороной? Все вопросы, будь то запуск ракеты в космическое пространство или выход скакунов на старт больших международных призов, решался на самом верху, и если бы не Фед-Давыдыч, не ступили бы копыта наших коней на ипподромные дорожки Мэриленда. Один Кулаков, отвечавший за сельское хозяйство и, говорили, метивший ещё выше, был нашей надеждой и опорой. Так из года в год сидели мы и ждали решения, о котором оповещали в последний момент, накануне выезда. И однажды дождались: скончался, скоропостижно скончался наш партийный покровитель. У Роя Медведева я прочёл: «Тёмная история», однако «Мемуары» самого Горбачёва истории не прояснили. О Кулакове – несколько сочувственных фраз, о Медунове и вовсе вскользь, будто тот, чье имя значится как авторское, не только не мог пройтись в присядку по указке могущественного соседа, но лишь едва был с ним знаком, разве что встречал всевластного хозяина на теневой стороне системы. Существовал ли между Медуновым и Горбачёвым контакт и на какой основе, мы так и не узнали, но можно ли было об этом не спрашивать, если они соуправляли российской житницей? У Ваксберга в «Советской мафии» было сказано о неприязни Горбачева к Медунову, но с каких пор осмелился он неприязнь выказывать? И когда это чувства мешали проведению той же политики? Разве Сталин, достраивая казарменный социализм, не был продолжателем дела Троцкого, своего смертельного врага?

Автор «Советской мафии», возможно, не всё ему известное счел нужным придать гласности. Его книга вышла ещё при Горбачеве, а того щадили. Эдик Радзинский говорил, что знает о Горбачеве многое, но молчит, не желая высказываться отрицательно. Ваксберг, не тронув Горбачева, затронул его супругу. Обладая надёжными сведениями, юрисконсульт писателей объяснил одно событие, многих озадачившее. Телезрители ждали очередного выпуска злободневной программы «Взгляд», а передача не состоялась. Ломали головы, почему? Будто бы сподвижнику Горбачева, Эдуарду Шеварнадзе не позволили предупредить об угрозе восстановления диктатуры. Но Ваксберг объяснил: не Министр иностранных дел, а бывшая Первая Дочь страны послужила причиной отмены. Галина Леонидовна Брежнева собиралась показать, какие подношения она получала от Раисы Максимовны Горбачевой. К отмене разоблачительной передачи оказалась причастна моя иппическая муза!

«Это правда, что здесь собираются строить дома для нашей элиты?» – вопрос задала мне (!) Галина Леонидовна ещё в пределах столицы, на Кутузовском проспекте, когда мы всей компанией ехали на конный завод. Первая Дочь страны должна бы знать ответ лучше кого бы то ни было. Зачем же спрашивала? Вопрос выдавал настроение касты, устремления которой даже Родионыч не решался определить. Близка была Галина Леонидовна и к цирковому миру, связана с циркачами интимно и семейно, её дочь от унтермена, поднимавшего пирамиду из восьми человек, училась английскому у моей жены, а моя мать преподавала рисование в Цирковом училище, где учились дети друзей Галины, и я знал цирк «с конюшни» (цирковые кулисы). Приходилось слышать, как нёс «Галину» бурный поток жизни. Спрашивала дочь Брежнева Qua tenus? Куда же нас несет? Не знал я, как ответить Галине Леонидовне. Тяжелый устремленный на меня взгляд охранника мне помог – позволил перевести разговор на лошадей. А что до подарков, которые от дочери главы застоя будто бы получала супруга реформатора, о том мы не услышали, но автор-юрист ограничился замечанием: «Это было в порядке вещей».

Всюду деньги

«Впервые за тысячу лет русской истории Горбачев всерьез и надолго ввел в России демократию».

Джим Гаррисон, Исполнительный Директор Горбачевского Фонда.

Летом девяностого года, во время зарубежной командировки, зашел я в наше вашингтонское Посольство, чтобы позвонить по телефону. Только вошел, слышу возглас: «Что происходит?». А возглас на весь вестибюль, осознаю, обращен ко мне. Близкими приятелями с воскликнувшим мы не были, два года тому назад оказались рядом за столом на поминках по Анатолию Агарышеву. Толя, ушедший из жизни молодым, журналист-международник, арабист, друг и биограф Насера, был государственником. Заимствую наименование у Станислава Куняева, так он называет наших сверстников, относившихся к режиму критически, но в пределах лояльности[204]. Сейчас понятие «государственник» употребляется в другом смысле. Нынешние государственники, или силовики, это сумевшие найти общий язык с властью и обогатиться. Государственники моего времени, например, ещё один Толя, поэт Передреев, находились, вроде славянофилов, с властью в конфликте. Где оказался бы Анатолий Агарышев сейчас, в каком лагере, гадать не берусь. Уход таких убежденных людей знаменует наступление другого времени. Но кому Толя не доверял, тех не было среди пришедших помянуть его. Ко мне посольский работник адресовался, словно к своему человеку.

Обязанностью сотрудника был учёт зарубежных доходов советских граждан. Находился сотрудник в состоянии взрывоопасном и сразу же разразился вопросом: «Ты можешь себе представить, сколько они здесь получают?» Вопрос был истошным воплем, криком души, и никому, кроме случайно подвернувшегося своего человека, доложить было некому: не стали бы слушать.

Представить себе размеры получений я не мог, но кто такие «они», догадывался: наши государственные лица, получавшие валютой за выступления и публикации в США. Вообразите аналогию: американский Президент, Вице-Президент и Госсекретарь выступают в СССР перед нашей публикой и получают за это в рублях, хотя бы и неконвертируемых (Рейган получал в Японии, когда уже перестал президентствовать). Позднее, в книге помощника Горбачева, я прочитал: «На него посыпались деньги»[205]. Тогда же в «Нью-Йорк Таймс» промелькнуло сообщение, которое, к сожалению, я не сохранил, но суть сообщения запомнил: готовился американский документальный телефильм в двадцати четырех сериях о Горбачеве, и ему уже был выплачен аванс четыре или шесть миллионов