Он настолько глубоко ушел в размышления, что только со второго раза услышал вопрос Трейтона:

— Вы сказали — ведьмы, я не ослышался?

— Да, черт побери, Том, именно так! Если вам является демон и настоятельно рекомендует взять на борт самолета четырех монашек, то кем они, по-вашему, могут быть? Сестрами милосердия матери Терезы?

Заметив явное беспокойство в глазах начальника охраны по поводу его психического здоровья, Белуджи решил заверить его, что с ним все в порядке:

— Вы наверняка думаете, что на почве гремучей смеси из опиатов и транквилизаторов я просто свихнулся незаметно для самого себя, как это обычно и бывает. Это не удивительно. Я бы на вашем месте подумал точно так же. Какой нормальный человек будет утверждать, что ему явился демон и порекомендовал проветриться в самолете вместе с четырьмя монашками?

Вы прекрасно знаете, Том, что самолет рассчитан только на семнадцать пассажиров, а это означает, что из-за этих монашек, черт бы их побрал, мы подвергаем свои жизни опасности. Если мы попадем в перестрелку, то из одиннадцати охранников, которые полетят с нами, половину перебьют в течение первых тридцати секунд. Оставшихся пятерых шлепнут еще через минуту. И все это закончится тем, что какая-то лысая горилла с татуировками по всему телу подвесит вас за ноги в заброшенном деревенском сарае, а меня, в лучшем случае, обмажут конским навозом и привяжут в лесу к дереву на съедение волкам. С тех пор, как волков стали охранять, их там, в горных альпийских лесах, развелось — пруд пруди. Я там родился и кому как не мне знать, на что они способны.

— Я взял лучших людей и вооружил их до зубов. Не так уж и легко будет нас перестрелять, — попытался успокоить Трейтон разыгравшуюся фантазию своего шефа.

Но Джино его уже не слушал. Плотно «присев» за время болезни на сильнодействующие синтетические опиаты, он с головой ушел в воспоминания:

— Эти вечно голодные хищные твари нападали на нашу Богом забытую в горах деревушку почти что каждую ночь. Война только закончилась, и много мужчин из нашей деревни или погибли на фронте, или, женившись, осели в городах, не захотев возвращаться в эту глушь. Отстреливать волков было практически некому, и хищники начали нападать сначала на домашний скот, а затем и на людей. Мы провалились в какое-то жуткое средневековье. Люди прятались даже днем в своих домах, а когда начинало темнеть, ходили на вечернюю службу в церковь только группами с факелами и ружьями. Вам как американцу все это может показаться выдумкой какого-то голливудского режиссера, перебравшего ЛСД, но это действительно было так.

Сильно сжав кулак правой руки, Джино продолжил:

— И если бы не падре Франческо, то я бы сейчас с вами не разговаривал. Мне было всего шесть лет, когда мама заболела воспалением легких. Первое время она еще кое-как держалась, но когда ей стало совсем плохо и утром она не смогла встать с кровати, она сразу же, не раздумывая, послала меня за священником. Зима выдалась очень холодной, и волки часто заходили в деревню даже днем. Церковь была расположена недалеко от дома, но беззащитный ребенок был для них легкой добычей. Эти твари учуяли меня и погнались. Я бежал изо всех сил и кричал так громко, как только мог.

Тогда еще совсем молодой падре Франческо прострелил голову твари прямо со ступеней базилики в тот самый момент, когда волк уже повалил меня на снег и хотел вцепиться в шею. До сих пор у меня перед глазами стоит жуткая оскалившаяся морда и хищный взгляд лютого зверя. Я начал заикаться от испуга, и падре подвел меня прямо к алтарю. Он вылил на мою голову немного освященного масла и горячо помолился за меня. С тех пор я не только перестал заикаться, но и потерял всякое чувство страха. На следующий день моя мать умерла, и священник приютил меня в храме. Уже через полгода я, семилетний мальчик, мог свободно пристрелить волка с расстояния ста метров. А когда мне было восемь, я ходил на охоту с падре и помогал ему освежевывать шкуры этих хищных тварей. Он обменивал их на продукты у владельца придорожного ресторанчика внизу, в долине, а тот сплавлял шкуры дальнобойщикам. После войны никаких туристов в помине не было, и мы едва сводили концы с концами.

Внимательно выслушав исповедь шефа, Трейтон как бы вскользь заметил:

— Я недавно испытал нечто похожее в ту ночь, когда на меня напал демон. Но в отличие от вас я не потерял чувство страха, а скорее наоборот, стал чаще оглядываться по сторонам.

— Бесстрашных людей не бывает, если человек, конечно, не совсем спятил. Но мои страхи несколько отличаются от ваших. У них совершенно другая природа.

— А что ваш падре Франческо, жив ли он до сих пор? — деликатно спросил Том после непродолжительной паузы.

— Он уже очень стар, хотя иногда еще даже ездит в соседнюю деревню Брачия за пятьдесят километров проводить службы в старой церквушке. Прихожане его любят за то, что он всю свою жизнь служил и людям, и Господу без лукавства. Он стал часто являться мне во сне с золотой чашей для причастия в руках. Все время меня манит рукой за собой, но потом исчезает в каком-то густом светящемся тумане, — задумчиво ответил Белуджи.

— Я полагаю, что и у деревушки, в которой вы родились, такое же красивое название? — отвернувшись в сторону, чтобы показать, что спрашивает просто так, из праздного любопытства, поинтересовался Том.

— О, нет! Оно мне всегда резало слух. Впрочем, иностранцам нравится. Швейцарцы и австрийцы, до которых оттуда рукой подать, находят его даже романтичным. Так что вам оно, вероятно, тоже может показаться созвучным.

Джино произнес его медленно, по слогам:

— Сан Бер-нар-ди-но… Можно язык сломать. По-моему, они просто чокнутые. Никакой романтикой даже близко не пахнет. К тому же это название далеко не эксклюзивное.

Трейтон рассмеялся и быстро сменил тему разговора, чтобы не вызвать подозрений своими расспросами.

— Я зарезервировал в Милане пару надежных новых вертолетов, так что если вы вдруг захотите навестить падре Франческо, мы сможем ими воспользоваться.

— А ведьмы в монашеских рясах прикинутся паломниками? — в свою очередь рассмеялся Белуджи, желая показать Тому, что у него еще осталось чувство юмора и он не совсем спятил.

— Мы въезжаем в VIP-зону, через минуту будем на месте, — доложил водитель лимузина.

— С вашего позволения я лично проверю самолет, а затем охрана проведет вас, — перейдя на обычный служебный тон, сказал Том.

— Постарайтесь сделать это быстрее. Меня с самого утра, после того как доктор Мейерс впала в демоническую одержимость, не покидает дурацкое чувство тревоги.

Подъехав к самолету, Трейтон вместе с помощником, ведущим на поводке специально натренированного на обнаружение взрывчатых веществ Лабрадора, поднялся по трапу. Сухо поздоровавшись с бортпроводником, он скрылся за входной дверью. Через несколько минут Том связался с одним из своих помощников, который стоял возле лимузина, придерживая одной рукой автомат, перекинутый через плечо. Прижав по привычке «таблетку» плотнее к уху, он открыл дверь лимузина и обратился к медиамагнату: