Я снова осознал, что, невзирая на воодушевление ипризнательность, не смогу объяснить ей, что за чудо произошло в тот миг, когдаАкаша открыла нам двери и зажгла лампы. Я и не смел объяснять. Покончив спочтительной речью, я закрыл глаза и молча поблагодарил Акашу и Энкила за то,что впустили меня в святилище и в знак приветствия осветили нам путь.

Я снова и снова повторял молитву, не в состоянии осознать, чтоони так обрадовались мне. Я не понимал, что в точности означает их жест. Менялюбят? Во мне нуждаются? Наверное, следовало принять дар не рассуждая.Наверное, нужно было благодарить, не придумывая того, чего на самом деле небыло.

Я долго в молчании стоял на коленях, а Бьянка навернякапослушалась меня, ибо тоже молчала. Вдруг я понял, что больше не могу терпетьжажду. Я во все глаза смотрел на Акашу. Я мечтал о Крови. Я не мог ни о чемдумать, только о Крови. Все мои травмы болели, как открытые раны. Они требовалиМогущественной Крови, теряя свою. Я не мог не попытаться получить от царицывсемогущую Кровь.

– Моя красавица. – Я положил ладонь, обтянутуюперчаткой, на нежную ручку Бьянки. – Я хочу, чтобы ты отошла в тот угол испокойно посидела там, не говоря ни слова о том, что увидишь.

– Но что произойдет? – прошептала она. Впервые яуслышал в ее голосе страх. Она огляделась по сторонам: дрожащие огоньки ламп,горящие свечи, расписанные стены.

– Делай, как я сказал, – ответил я. Что мне ещеоставалось? Откуда мне было знать, допустит ли меня царица до Крови?

Как только Бьянка удалилась в дальний угол, на всякий случайзавернувшись поплотнее в плащ, я принялся мысленно молить о Крови.

– Ты видишь меня, видишь, что со мной стало, – беззвучнопроизнес я, – знаешь, что меня сожгли. Вот почему ты открыла дверь ивпустила меня, ибо сам я не мог бы войти. Ты видишь, я превратился в чудовище.Смилуйся надо мной, позволь испить от тебя, как позволяла прежде. Мне нужнаКровь. Нужна больше, чем когда-либо. И я пришел к тебе с почтительностью иблагоговением.

Я снял кожаную маску и отложил в сторону. Я выглядел так жеомерзительно, как обгорелые боги, кого Акаша неизменно сокрушала, если ониосмеливались к ней прийти. Откажет ли она и мне? Или она все время знала, какиебеды на меня обрушились? И все понимала уже тогда, когда открывала дверь?

Я медленно поднялся, подошел к ней и упал на колени у ееног, откуда мог рукой дотянуться до ее горла. Я страшился, что Энкил вот-вотугрожающе поднимет руку, но этого не произошло.

Я поцеловал ее шею, ощутив прикосновение тонких черных кос,глядя на обнаженную белую кожу, слыша тихий плач Бьянки.

– Не надо слез, Бьянка, – прошептал я.

И резким, ожесточенным движением, совсем как раньше, вонзилзубы в белую шею. Тело мое затопил густой поток крови, сверкающей, горячей,словно свет ламп и свечей; кровь лилась толчками, словно ее сердце пособственной воле накачивало меня жизнью, ускоряя мое сердцебиение. В головепросветлело. Тело стало невесомым.

Где-то далеко плакала Бьянка. Чего она боится?

Я увидел сад. Увидел сад, который рисовал под влиянием любвик Боттичелли, – с апельсиновыми деревьями, с характерными цветами, но тобыл и мой сад, старый сад отцовского дома под Римом. Как мог я забытьсобственный сад? Как мог я забыть сад, где впервые играл ребенком?

Память вернула меня в Рим моей смертной жизни, и там рос мойсад, сад виллы отца, я шагал по мягкой траве, слушал, как журчит фонтан, иказалось, меняясь со временем, он все равно оставался прежним и все так же ждалменя.

Я лег на траву, над головой качались ветви деревьев. Яуслышал, как ко мне быстро и ласково обращается чей-то голос, но не могразобрать слов, но потом понял, что Амадео ранен, что он попал в руки тех, ктопричинит ему боль и навлечет зло, что мне пока нельзя отправляться к нему, ятолько попаду в расставленную ловушку: я должен остаться здесь.

Я хранитель царя и царицы, так я и объяснял Бьянке –хранитель царя и царицы, и должен отпустить Амадео скитаться во времени, а еслия выполню свой долг, то ко мне, возможно, вернется Пандора – Пандора,странствующая по северным городам Европы, Пандора, оставившая след.

Благоухающий сад изобиловал сочной зеленью, и тут яявственно увидел Пандору. Пандору в мягком белом платье, с распущеннымиволосами – такой, какой я описывал ее Бьянке. Пандора улыбнулась. Онанаправилась ко мне. Она заговорила. Царица хочет, чтобы мы были вместе, сказалаона. Я смотрел в ее большие удивленные глаза и знал, что она рядом, совсемрядом со мной, стоит только руку протянуть.

Не может быть, что это игра воображения, не может быть,думал я. И мне живо вспомнились звуки голоса Пандоры, наша ссора в ту первуюночь, когда она стала моей невестой: пусть во мне бурлит новая кровь, я не ищуприбежища ни у рассудка, ни у суеверий. Я могу войти в легенду и выйти из нее!Ты боишься меня, потому что не знаешь, кто я. Я выгляжу как женщина, а говорюкак мужчина, и твой разум отказывается сложить два и два.

Пандора, заново обретя юность, сидела на скамье в саду,вынимая из коричневых волос лепестки цветов – она навеки останетсядевочкой-женщиной, как Бьянка всегда будет молодой девушкой.

Я раскинул руки и прикоснулся пальцами к свежей траве.

Внезапно я упал на спину, вырвавшись из сада мечты ииллюзий, и обнаружил, что неподвижно лежу на полу святилища между высокойстеной горящих свечей и ступенями возвышения, где на троне восседала четадревнейших.

Казалось, вокруг ничто не изменилось. Даже Бьянкапо-прежнему плакала.

– Помолчи немного, милая, – сказал я, не в силахотвести глаз от Акаши и от ее груди, сокрытой золотым шелком египетских одежд.

У меня возникло полное ощущение того, что со мной, прямо вэтом святилище, побывала Пандора. И ее красота сплелась с красой и обликомАкаши, но как так получилось, я не понимал.

– Что значат твои знамения? – прошептал я. Я сел, затемподнялся на колени. – Объясни, возлюбленная моя царица. Что они означают?Что ты когда-то привела ко мне Пандору, потому что захотела, чтобы мы быливместе? Помнишь, что мне рассказывала Пандора?

Я замолчал. Но мысленно продолжал обращаться к Акаше.Продолжал умолять. Где Пандора? Неужели она снова вернет мне Пандору?

Повисла долгая тишина. Потом я встал.

Я обошел стену свечей и обнаружил, что моя прелестнаяспутница пришла в полное смятение чувств, став свидетельницей простого чуда –недвижимая царица одарила меня Кровью.

– А потом ты замертво упал назад, – рассказывалаона. – А я не смела подойти, ты же велел не двигаться с места.

Я успокоил ее.