Один самолет-разведчик был сбит у самого побережья, его пилот погиб. Когда уже отчаявшийся было штурман стоял на пляже в окружении местных жителей, он вдруг увидел спасательный вертолет, летевший на сигнал его бипера. Он расстегнул летный комбинезон, вытащил пистолет, застрелил охранявшего его милиционера, бросился в воду и доплыл до спасительного слинга. В другой раз вертолет Seasprite поднялся среди ночи с палубы эсминца, чтобы подобрать двух членов экипажа F-4, которые катапультировались на покрытую густыми зарослями местность. Пока стрелки сдерживали вражеских солдат, экипаж под интенсивным огнем поднял американцев на борт. Когда они вернулись на эсминец, в баках вертолета оставалось всего несколько литров топлива. Еще один пилот провел в воде несколько часов, пока два вертолета безуспешно пытались приблизиться к нему под плотным огнем с берега. Один член экипажа был смертельно ранен. В небе кружили истребители, делая все возможное, чтобы не позволить вьетнамцам добраться до их товарища. В конце концов уже в сумерках одна из вертушек сделала резкий нырок вниз, и в радиоэфире группы спасения раздался торжествующий голос: «Он у нас!» Один из участников этой операции написал: «Для пилотов, которые год за годом сражались на этой безумной войне, это было настоящей победой»[650]. В одном только 1967 г. было сбито семь вертолетов ВМС, участвовавших в спасательных операциях.

Спасательные команды ВВС проявляли не меньше героизма. Однажды вертолет прибыл за летчиком, который приземлился среди джунглей к юго-западу от «Додж Сити» — Ханоя на летном сленге. Северовьетнамцы подошли уже совсем близко, и тут случилось непредвиденное: сброшенная экипажем специальная спасательная стропа оказалась слишком короткой — трос закончился в 3 м над вытянутыми руками летчика. Под шквальным огнем пилот вертолета начал медленно снижаться, прорубая лопастями проход в плотных кронах деревьев, пока летчик не сумел дотянуться до стропы. Один из членов экипажа был убит. Вертолет был так сильно поврежден, что был вынужден приземлиться в нескольких километрах от места спасения, где их всех подобрал «Веселый зеленый гигант».

Лейтенант Дитер Денглер, пилот ВМФ с немецкими корнями, был сбит на своем Skyraider над Лаосом. Он был схвачен войсками Патет Лао и находился в плену четыре месяца, прежде чем вместе с пилотом ВВС Дуэйном Мартином им удалось совершить побег. Много дней они шли через джунгли, питаясь только ягодами и фруктами, пока не добрались до какой-то реки. Они соорудили плот и, спускаясь вниз по течению, доплыли до заброшенной деревни, где нашли немного кукурузы. Когда они подплыли к другой деревне, на них напал местный житель с мачете и смертельно ранил Мартина. Денглер остался один; изнуренный желтухой и малярией, через 22 дня после побега он понял, что не в состоянии двигаться дальше. Ему хватило сил выложить камнями буквы «SOS», после чего он лег и стал ждал смерти. Чудесным образом его сигнал о помощи заметил с воздуха пилот ВВС и направил в этот район вертолет. Когда Денглера доставили в госпиталь, он весил всего 45 кг вместо прежних 70 кг с лишним.

Несмотря на то что авиаторы ВВС и ВМФ бурно выражали свое недовольство политически навязанными ограничениями, они не могли не признать довольно низкой эффективности своих усилий даже против санкционированных целей. Так, с марта 1965 г. по ноябрь 1968 г. на железнодорожный мост в Тханьхоа в 130 км к югу от Ханоя было совершено почти 700 бомбардировочных вылетов. В марте 1967 г. три планирующие бомбы Walleye с телевизионной системой наведения поразили цель. Но и мост, и железнодорожное сообщение на этом участке продолжали функционировать как ни в чем не бывало. Мост Думера в Ханое удалось перекрыть только в августе 1967 г. — всего на полгода — после длительной череды неудачных атак.

В 1967 г. авиация ощутила на себе резко возросшую активность зенитно-ракетной обороны ДРВ. Теперь каждую ударную группу встречало множество ракет: за один только день 21 августа было выпущено 80 ЗУР. Советский генерал сетовал, что их северовьетнамские союзники «расстреливают эти дорогостоящие игрушки, как петарды». В августе ВМС потеряли 16 самолетов. Вокруг Ханоя было развернуто почти 600 зенитных орудий и 15 позиций ЗРК. Генерал-лейтенант Брюс Палмер писал: «Цена операций для наших атакующих сил в конечном итоге стала слишком высокой, фактически неприемлемой»[651]. В 1967 г., по утверждению командования ВМС, палубная авиация уничтожила 30 позиций ЗРК, 187 зенитных позиций и 955 мостов (эта цифра включала также восстановленные и повторно разбомбленные мосты), а также большое количество железнодорожного подвижного состава. Общая стоимость ущерба, нанесенного ДРВ бомбардировками, оценивалась в $300 млн, но при этом американцы потеряли 922 самолета, стоимость которых была в три раза выше. К тому моменту наземные ПВО Северного Вьетнама насчитывали 8000 зенитных орудий и 200 ракетных пусковых установок. Несмотря на то что было уничтожено 85 % электрогенерирующих мощностей, страна продолжала выживать благодаря передвижным генераторам. Американская разведка по-прежнему располагала крайне скудными сведениями о промышленности и инфраструктуре ДРВ. И все признаки свидетельствовали о том, что воздушная война мало отражалась на военных усилиях Ханоя на Юге.

Боевой дух летчиков ушел в штопор на фоне растущих потерь и отсутствия видимых успехов. Они насмешливо прозвали свое командование «яхт-клубом в Тонкинском заливе». Экипажи продолжали летать, бомбить и иногда погибать, но все меньше верили в то, что их героические усилия чего-то стоят. Между тем их командование упрямо отказывалось признавать, что результаты воздушной кампании в Северном Вьетнаме наглядно свидетельствуют об ограниченной эффективности авиации. Даже в «Базовой доктрине ВВС США» 1984 г. по-прежнему утверждалось, что «воздушно-космические силы способны нанести удар врагу в самое сердце, без необходимости преодолевать его силы обороны». Ударная авиация, настаивали фанаты бомбардировок, позволяет «выборочно атаковать жизненно важные цели, уничтожение которых лишит противника возможностей и воли к сопротивлению»[652]. В 1986 г. на вопрос журналиста, могли ли США в принципе победить в войне во Вьетнаме, Кертис Лемей безапелляционно ответил: «В любой двухнедельный период, если бы нам дали добро на неограниченную кампанию бомбардировок»[653]. Это убеждение, которое в глазах потомков представляется не более чем опасной иллюзией, сам Лемей, а также генерал Уильям Момайер и адмирал Улисс Грант Шарп сохранили до самой могилы. Безусловно, тактические воздушные удары на Юге, особенно по тропе Хо Ши Мина, создавали значительные трудности для военных усилий Вьетконга. Однако политические издержки «Раскатов грома» были для США несоизмеримо выше, чем ущерб, нанесенный бомбардировками Северному Вьетнаму. И даже если бы американской авиации был дан карт-бланш, о котором они так громко кричали, это вряд ли переломило бы ход истории.

В январе 1966 г. в Ханой прибыл заместитель министра иностранных дел Польши, чтобы передать предложение американской стороны сесть за стол переговоров, которое было с презрением отвергнуто. В июне канадский эмиссар получил такой же ответ. Через месяц в северовьетнамскую столицу с новой оливковой ветвью прилетел Жан Сантени, представлявший Францию на переговорах с Хо Ши Мином в марте 1946 г. Он настоятельно рекомендовал ханойскому руководству воспользоваться выигрышной ситуацией для заключения мирного соглашения, заявив, что американцы хотели только одного: сохранить лицо. Но во время его беседы с Фам Ван Донгом в кабинет вошел сам Хо. Он сказал французу, чтобы тот отправлялся домой и передал Вашингтону, что его народ ничего не боится и будет сражаться до конца, «даже если нам придется пожертвовать всем»[654]. Коммунисты не желали идти ни на какое урегулирование, которое продлило бы существование сайгонского режима: они желали полной победы, и ничуть не меньше.