Воздушная война превращалась для них в рутину: прежде чем отправиться домой, каждый должен был совершить 100 вылетов «на Север», как они называли территорию противника. Макдэниелу нравилась комфортабельная авиабаза в Такхли: он много читал, занимался в тренажерном зале, играл в пинг-понг. В офицерском клубе была популярна игра «Мертвый жук!»: кто-нибудь внезапно выкрикивал эти слова, и все присутствующие должны были упасть на пол. Самый медленный оплачивал выпивку для всех — иногда в клубе собиралось человек 60 и больше, — но алкоголь стоил так дешево, что это не наносило большого удара по кошельку. Макдэниел чувствовал себя комфортно, но скучал по своей семье и знал, что они скучают по нему. По его словам, «я никогда не испытывал большого страха. Мы понимали, что эта заваруха затянется здесь на годы. Поэтому мы просто хотели налетать свою сотню миссий и на восемь — девять месяцев уехать домой». Во время его 29-го вылета в район Ханоя их самолет был захвачен системой наведения цели ЗРК С-75 и был вынужден совершить маневр уклонения. После, казалось, длившихся вечность мгновений, когда их желудки скручивало от страха, они услышали по интеркому лаконичное сообщение: «Разрыв захвата». Они с облегчением вытерли пот со лба и полетели обратно в свой жаркий и влажный, но мирный Таиланд. «Так я еще никогда не дрейфил», — подумал тогда Макдэниел.

Но еще через два вылета, 20 июля 1966 г., на подходе к зоне цели в предместьях Ханоя их самолет вдруг сильно накренился, «словно мы свалились в большой воздушный карман». На их встревоженные вопросы пилот Билл Минз бодро ответил: «Нас едва не сбили, но мы летим». Однако это продолжалось недолго. Через несколько секунд Минз потерял управление, и самолет начал стремительно и неустойчиво снижаться. В конце концов он выровнялся, но они больше не смогли связаться с пилотом: связь пропала, отсек РЭБ начал заполняться дымом, так что им стало нечем дышать. В соответствии с инструкцией, в такой ситуации «вороны» должны были по очереди покинуть самолет; Макдэниел, сидевший впереди слева, должен был катапультироваться первым. «Нужно было срочно принять решение. Самолет горел, вокруг был дым, и я подумал: „Нужно убираться отсюда“». Следуя предписанной процедуре, он опустил смотровой щиток шлема, активировал индивидуальный кислородный баллон, плотно вжался в кресло, дернул за первый рычаг, отвечавший за аварийный сброс крышки люка, потом за второй, активировавший катапульту, — и секунду спустя оказался в небе.

Все шло гладко, пока он не посмотрел наверх и не увидел, что купол его парашюта решетят пули. Едва он коснулся земли, как его окружили крестьяне, солдаты и ополченцы, которые раздели его до трусов и футболки. Было 8:30 утра, и он находился в 50 км к северо-западу от Ханоя. Сначала его подвели к яме, где, по всей видимости, собирались застрелить. Но потом конвоиры передумали: ему завязали глаза, посадили в какую-то машину и к вечеру доставили в «Ханой Хилтон».

Первое время Макдэниела мучили опасения, что он единственный из всего экипажа покинул самолет, а остальные благополучно вернулись в Такхли и теперь смеются над его паникерством. Но вскоре он узнал, что его товарищи, кроме одного, который был убит сразу после приземления, также находились в плену (все они вышли на свободу только в 1973 г.). Когда его семья получила известие о том, что он пропал без вести, мать сказала жене Жан-Кэрол: «С Маком все в порядке. Я видела его во сне. Он лежал на полу в какой-то маленькой комнате. Я спросила у него: „Мак, с тобой все в порядке?“. Он ответил: „Да, мам. Береги себя“». Сон матери Макдэниела оказался вещим, чего, к сожалению, нельзя было сказать о многих других семьях, чьи близкие также пропали без вести во Вьетнаме. Только через полтора года мучительной неизвестности власти ДРВ передали списки военнопленных, где было указано и имя Макдэниела.

В «Ханой Хилтон» Макдэниел чувствовал себя намного лучше других: «Еда была отвратительной на вкус, но здоровой, а я с детства привык голодать». Как и большинство его товарищей, он периодически подвергался избиениям и другим жестокостям, иногда равносильным пыткам. И вьетнамские, и советские источники свидетельствуют о том, что из допросов пленных северовьетнамцы получали важную оперативную информацию, но в первую очередь ими двигало желание показать свое идеологическое превосходство, наказать попавших им в руки ненавистных врагов. В Соединенных Штатах такое варварское отношение к военнопленным вызывало бурю общественного негодования. Однако стоит подчеркнуть, что южновьетнамцы и американцы обращались с пленными коммунистами ничуть не лучше, а то и гораздо хуже, а многих из них в конце концов попросту убивали. Когда в 1977 г. сотрудник ЦРУ Фрэнк Снепп опубликовал свою откровенную книгу о войне во Вьетнаме «Пристойный интервал» (Decent Interval), к его немалому удивлению, читатели, казалось, вовсе не были шокированы описанием «допросов с пристрастием» и пыток пленных и никто не пытался опровергнуть этот факт[644]. Даг Рэмзи также с возмущением писал о «снисходительной толерантности [своих коллег] к издевательствам над заключенными»[645]. Среди американцев существовало искреннее убеждение, что требование о гуманном обращении с военнопленными распространяется только на американских солдат, но никак не на вьетнамских коммунистов.

Норм Макдэниел, доставленный в «Ханой Хилтон» в июле 1966 г., обладал уравновешенным и неунывающим нравом, что немало помогало ему на протяжении почти семи лет пребывания в плену. Некоторые пленные питали безудержную ненависть к своим северовьетнамским тюремщикам, но Макдэниел считал это неразумным: «Я был оптимистом. Я знал, что, по сравнению с тем, как обращались с военнопленными в Корее, мы находились просто в элитных условиях. Главным было не зацикливаться на себе: я сохранял веру в Бога и думал о моей семье».

Среди американских пилотов было мало ветеранов с большим боевым опытом. 42-летний коммандер Ричард Бенглер летал на бомбардировщиках B-17 и B-25 во время Второй мировой войны, затем на истребителях в Корейской войне. В июле 1966 г. его F-8 Crusader был сбит МиГом-17, и Бенглеру пришлось катапультироваться над морем. Четыре месяца спустя он свел счеты, сбив на Sidewinder МиГ-21 — первый на счету морской авиации. Вернувшись на авианосец, он с ликованием сказал: «Я ждал этого 20 лет! Это было потрясающе!» Капитану Джеку Нолану из Фрипорта, Лонг-Айленд, было уже 36 лет, когда он отправился на войну. Он был сыном адвоката и после школы поступил в мединститут: «Там была замешана девушка. В конце концов я на ней женился». Но его сердце принадлежало небу: «Я был влюблен в самолеты с тех пор, как в пять лет меня покатали на Stimson». В 1952 г. Нолан стал пилотом ВВС США и через год был командирован в Корею — он находился посреди Тихого океана, когда было объявлено перемирие. Десять лет он проработал летным инструктором, занимался воспитанием пятерых детей, но в конце 1966 г. подал прошение о переводе в авиакрыло Thunderchief, базировавшееся в Такхли в Таиланде. «Как к этому отнеслась моя жена? Я ее об этом не спрашивал»[646]. На большой базе они жили в комфортабельных домиках из шлакоблоков, по два человека в комнате. В их эскадрилье самолеты не были закреплены за конкретными пилотами — у них не было индивидуальных имен, рисунков на бортах, только зелено-коричневый камуфляжный окрас сверху и голубой снизу, — и все 20 пилотов летали на тех машинах, которые им выделяли в тот день. Thunderchief отлично вели себя в воздухе, могли развивать сверхзвуковую скорость на малых высотах. В рейдах «на Север» они обычно несли шесть 340-килограммовых бомб, аппаратуру РЭП и ракеты Sidewinder, хотя Нолану ни разу не довелось использовать их в бою.