После таких «речей» – orationes (т. е. «молений» – obsecrationes или implorationes, «призывов в свидетели» – obtestationes) стали проклинать (exsecror) виновных; поэтому у Греков (например, несомненно, в Аргосе) существовали храмы проклятий, а проклятые назывались ἀναϑήματα (мы называем их теперь «отлученными»); против них приносили торжественные обеты (это называлось первоначально nuncupare vota, что значит «приносить торжественно обеты», т. е. обеты в священных формулах), посвящали их Фуриям (последние поистине были Diris devotae) и потом убивали. Таков был обычай Скифов, как мы видели выше: они втыкали нож в землю, поклонялись ему как Богу, а потом убивали человека; такое убийство Латиняне обозначали глаголом mactare, – оно продолжало существовать как священное слово, применявшееся при жертвоприношениях; отсюда у Испанцев осталось matar, а у Итальянцев ammazzare в смысле «убивать»; и мы видели выше, что у Греков слово ἀρά сохранилось в значении «тело, приносящее вред», «клятва» и «Фурия», а у Латинян ага значит и «алтарь» и «жертва». Таким образом, у всех наций сохранился какой-либо вид отлучения; Цезарь чрезвычайно подробно описывает отлучение у Галлов; у Римлян сохранился «запрет воды и огня», о чем речь была выше. Многие из такого рода посвящений перешли в Законы XII Таблиц: так, например, Юпитеру посвящали того, кто совершил насилие над плебейским трибуном, Богам Отцов посвящали нечестивого сына, Церере посвящали того, кто поджег чужие хлеба: его сжигали живым. Мы видим здесь свирепость божьих наказаний, аналогичную бесчеловечности, указанной в Аксиомах{591}, самых бесчеловечных ведьм: таковы были наказания, названные выше Плавтом Saturni hostiae. С такого рода представлениями о суде, осуществляемом у себя дома, начали народы вести войны, которые назывались pura et pia bella («справедливые и священные войны»); их вели pro aris et focis{592}, за вещи гражданские, как за публичные, так и за частные, так как все человеческие вещи рассматривались как божественные; таким образом, все героические войны были войнами религиозными, так как Герольды, объявляя их, вызывали Богов из тех городов, которым они объявляли войну, и посвящали врагов Богам. Поэтому побежденных Царей Римляне представляли к Jupiter Feretrius на Капитолии, а потом убивали: примером этому служили безбожные насильники, которые были первыми hostes, первыми жертвами, посвященными Весте на первых в мире Алтарях. И сдавшиеся народы также рассматривались как люди без Бога, по примеру первых famuli. Поэтому рабы, как вещь неодушевленная, на языке Римлян назывались mancipia и в Римской Юриспруденции считались на положении вещей (loco rerum).

Таким образом, одним из видов божьего суда во времена варварства наций были Поединки. Они должны были зародиться при наиболее древнем Правлении Богов и еще очень долго существовать в Героических Республиках. В Аксиомах{593} мы привели следующее золотое место из «Политики» Аристотеля: он говорит, что тогда еще не существовало судебных законов для наказания за личные обиды или для защиты от личного насилия; этому свидетельству Аристотеля до сих пор не верили Ученые, составившие себе под влиянием тщеславия неправильное представление о философском Героизме первых народов, что явилось следствием представления о недостижимой будто бы Мудрости Древних. У Римлян во всяком случае очень поздно были введены как Преторский interdictum unde vi, так и actiones de vi bonorum raptorum и quod metus caussa (как мы говорили в другом месте); в эпоху Вернувшегося Варварства личное возмездие продолжало существовать до времен Бартоло. Таковы были condictiones, или частные иски Древних Римлян, так как condicere – по Фесту – значит то же, что и denuntiare – «объявлять»: таким образом, отец семейства сначала должен был объявить (denuntiare) свое требование тому, кто несправедливо отнял у него его собственность, чтобы тот восстановил ее, и потом уже применять личное возмездие; поэтому такое denuntiatio сохранилось в качестве торжественного обряда в частных исках, что было чрезвычайно остроумно понято Ульрихом Цазиусом.

Однако поединки содержали реальные суждения и, поскольку они происходили in re praesenti, не нуждались в объявлениях. Поэтому же vindiciae продолжали называть вещи, отнятые у незаконного их владельца посредством фиктивной (как говорит Авл Геллий{594}, «соломенной» – festucaria) силы; первоначально их отнимала настоящая сила (и тогда эти вещи назывались vindiciae), их нужно было отнести к судье и произвести над gleba, куском земли: ajo hunc fundum meum esse ex jure Quiritium. Поэтому неправильно пишут те, которые утверждают, что поединки были введены из-за отсутствия доказательств; скорее нужно сказать – из-за отсутствия судебных законов. Во всяком случае Фрото, король Датский, приказал все споры заканчивать сражением и тем самым запретил оканчивать их законным судом{595}; по той же причине поединками полны законы Лонгобардов, Салических Франков, Англичан, Бургундцев, Норманнов, Датчан, Алеманов. Поэтому Куяций в книге о Феодах говорит: Et hoc genere purgationis diu usi sunt Christiani tarn in civilibus, quam in criminalibus caussis, re omni duello commissa{596}. В Германии наукой о поединках занимаются так называемые «рейтары»; они обязывают дуэлянтов говорить правду; таким образом, поединки, поскольку к ним допущены свидетели, занимающие в них место судей, должны постепенно становиться судами, уголовными или гражданскими.

Считалось, что во времена первого варварства не было поединков, так как до нас не дошло об этом никаких упоминаний. Однако мы не можем себе представить, каковы были в этом состоянии те страдающие от обиды Полифемы Гомера, даже еще не вполне человечные, которых Платон признает за древнейших отцов семейств в естественном состоянии. Во всяком случае Аристотель сказал нам в Аксиомах{597}, что в древнейших республиках (а следовательно, и в состоянии семей, предшествующем городам) не существовало законов для наказания за обиды, лично наносимые гражданами друг другу; только что мы показали то же самое и применительно к древнему Риму; поэтому Аристотель там же, в Аксиомах, сказал нам, что этот обычай свойствен варварским народам, ибо, как мы там же отметили, народы при своем возникновении потому и оказываются варварскими, что они не приручены еще законами.

Однако у нас есть два великих следа этих поединков: один – в Греческой Истории, другой – в Римской. Народы должны были начинать войны (они назывались у древних латинян duella) со сражения лично обиженных, даже если последние были царями, причем оба народа смотрели на тех, кто на глазах у всех отмщает или защищается от обиды. Так, несомненно, Троянская Война началась со сражения Менелая с Парисом, т. е. того, у кого была похищена жена Елена, с тем, кто ее похитил; и так как это сражение осталось нерешенным, то Греки и Троянцы начали вести войну. Выше мы указали на совершенно такой же обычай латинских наций, на войну Римлян и Альбанцев: сражением трех Горациев с тремя Куриациями (один из которых похитил Горацию) она была полностью решена. В такого рода судах при помощи оружия правом считалось счастье в победе: это было установлено Божественным Провидением для того, чтобы среди варварских народов, со слабым рассудком, не понимавших, что такое право, из одних войн не произрастали другие войны; таким образом, они получали представление о справедливости или несправедливости людей по благосклонности или неблагосклонности к ним богов. Совершенно так же язычники насмехались над благочестивым Иовом{598}, когда он был лишен своего царственного благополучия, так как Бог отвернулся от него; по этой же причине во времена вернувшегося варварства побежденной стороне, даже если она была права, варварски отсекали правую руку.