– Кто такой мистер Каллендер?

– Мистер Гас Каллендер, сэр. Друг Эдварда из Кембриджа. Вероятно, он художник-любитель.

– Он тоже гостит у вас? Какую уйму народа вам приходится обслуживать! Неудивительно, что Эдвард отправился за провизией.

– Ничего особенного, сэр, – скромно заверил Неттлбед. – Мы с миссис Неттлбед привыкли к тому, что дом полон гостей.

– Значит, сейчас я позавтракаю, а потом… чем бы вы мне предложили заняться до того, как появится Афина?

Неттлбед чуть заметно усмехнулся, по достоинству оценив тактичность молодого человека.

– Утренние газеты в гостиной, сэр. Впрочем, в такое чудное утро вы, возможно, захотите почитать их на свежем воздухе, на солнце. В саду, сразу за дверьми, вы увидите кресла. Или вы предпочли бы немного прогуляться?..

– Нет, прогулка, я думаю, подождет. Я растянусь на солнышке и полистаю газету.

– Отличная мысль, сэр.

Руперт прихватил из гостиной «Таймс», вышел с газетой в сад, но так ее и не развернул. Опустившись в плетеный шезлонг, он сощурился, наслаждаясь прекрасной панорамой. Пригревало солнце, где-то пела птаха, далеко внизу садовник подстригал теннисный корт, прочерчивая на поле ровные, как линейка, полосы. Интересно, предложат ли ему сыграть? Впрочем, он тут же бросил думать о теннисе, мысли его обратились к тягостным раздумьям над проблемой по имени «Афина».

Оглядываясь назад, трудно было сообразить, когда, каким образом он вдруг очутился в этой ситуации и потерял контроль над событиями, причем в самый неподходящий момент. Двадцатисемилетний кавалерийский офицер, капитан гвардейских драгун, Руперт был из тех мужчин, которые превыше всего ценят свой бесшабашный холостяцкий образ жизни. Новая война на пороге, и его вот-вот закинут в самую гущу военных действий, в какое-нибудь Богом забытое место, где дождем будут сыпаться снаряды и пули и его легко могут ранить или даже убить. В этих обстоятельствах женитьба казалась немыслимой.

Афина Кэри-Льюис.

С парочкой полковых друзей он прикатил в Лондон на вечеринку. Холодный зимний вечер, мягко освещенная гостиная на втором этаже дома в Белгрейвии[64]. Почти сразу же он заметил в другом конце комнаты необыкновенно красивую девушку. Она была поглощена беседой с каким-то толстяком, который сильно смахивал лицом на осла, и, когда тот отпустил какую-то нелепую остроту, засмеялась, глядя Руперту прямо в глаза. Улыбка была само очарование, а нос – ну совершенно неправильной формы, глаза же синие-пресиние, словно очень темные гиацинты. Руперт просто дождаться не мог, когда же наконец до нее доберется. Прошло немало томительных минут, прежде чем хозяйка представила их друг другу.

– Дорогой Руперт, познакомься с Афиной Кэри-Льюис. Должно быть, вы уже встречались? Нет? Афина, познакомься – Руперт Райкрофт. Ну разве он не восхитителен! Такой крепкий, такой загорелый! А стакан его пуст! Дай мне его сюда, я тебе налью…

После вечеринки он бросил своих товарищей, усадил Афину к себе в машину, и они отправились в «Мирабель», потом в «Багатель», и только из-за того, что ему нужно было возвращаться в Нортамптоншир и быть на плацу в семь тридцать утра, он наконец отвез ее домой и высадил у дверей дома на Кэдоган-Мьюз.

– Это твой дом?

– Нет, мамин.

– Она здесь?

– Нет, здесь никого. Но тебе входить запрещается.

– Почему?

– Потому что я не хочу, чтобы ты входил. И потому что тебе надо назад в Нортамптоншир.

– Мы увидимся снова?

– Не знаю.

– Могу я позвонить тебе?

– Если хочешь. Мы единственные Кэри-Льюисы в телефонной книге. – Она скользнула губами по его щеке. – Пока.

Он не успел ее ни остановить, ни даже проводить – она мигом выскользнула из машины, перелетела мощеный тротуар, открыла парадную дверь, юркнула внутрь и решительно захлопнула за собой дверь. С минуту он сидел, уставившись на дверь, и, все еще под хмельком, вопрошал себя: ну разве можно было представить себе что-нибудь подобное? Потом глубоко вздохнул, завел мотор, с шумом покатил вдоль по улице, проехав под аркой в самом ее конце. Обратно в часть он вернулся впритык к утреннему смотру.

Он звонил и звонил – никто не брал трубку. Написал письмо, потом послал открытку – ответа не было. В конце концов в одно субботнее утро он появился у парадной двери знакомого домика и принялся барабанить в нее кулаком, а когда Афина, босоногая и в шелковом халате, открыла, сунул ей в руки букет цветов и взмолился:

– Едем в Глостершир!

– Почему в Глостершир? – удивилась она.

– Потому что я там живу.

– А почему ты не в Нортамптоншире со своей кавалерией?

– Потому что я здесь, и на службу мне только завтра вечером. Пожалуйста, едем!

– Ну ладно, – сдалась Афина. – Но что я должна буду делать?

Он не сообразил.

– Ничего.

– Я не о том. Я имею в виду: во что одеться? Ну, ты понимаешь… Бальный костюм, или к чайному столу, или что-нибудь для прогулок по грязи.

– Бриджи для верховой езды, – отчеканил Руперт.

– Но я не езжу верхом.

– Вообще?

– Терпеть не могу лошадей.

У Руперта упало сердце, ведь мать его ни о чем, кроме как о лошадях, не говорила и не думала. Но он не собирался сдаваться.

– Что-нибудь для ужинов и что-нибудь в церковь, – нашелся он.

– Боже, в какой разгул ты намерен окунуться! А мать твоя знает о моем приезде?

– Я дал ей штормовое предупреждение. Сказал, что, возможно, приеду вместе с тобой.

– Я ей не понравлюсь. Как и любой другой матери. Я не умею вести светскую беседу.

– Зато отец тебя полюбит.

– Ничего хорошего из этого не выйдет, только лишние неприятности.

– Афина, прошу тебя. Впусти меня, а сама иди укладывать вещи. Времени слишком мало, чтобы еще стоять здесь и спорить.

– Я не спорю. Просто предупреждаю, что твоя затея, возможно, окончится ужасным провалом.

– Там видно будет.

Ничего хорошего из визита Афины в Глостершир действительно не вышло. Таддингтон-Холл, родовой особняк Райкрофтов, был каменной громадиной викторианских времен, окруженной садами и парками необъятных размеров и безупречно правильной планировки. Дальше раскинулись земли имения: луга и рощи, усадебная ферма, обрабатываемые земли, отвоеванные у леса, речка, где водилась форель, охотничье угодье, знаменитое рекордным числом ежегодно подстреливаемых фазанов. Отец Руперта, сэр Генри Райкрофт, был лордом-наместником графства; возглавлял местных консерваторов; имел чин полковника; носил почетное звание егеря – профессионала по охоте на лисиц с собаками; председательствовал в совете графства и служил мировым судьей. Леди Райкрофт была не менее деятельна – она являлась столпом женского комитета и была вся в заботах по организации мероприятий для девочек-скаутов, устройству сельских больниц и совершенствованию местного просвещения, а свободное время отдавала рыбной ловле, садоводству и охоте верхом с собаками. Появление Афины поразило обоих родителей Руперта как удар грома, а когда она не вышла тютелька в тютельку в назначенное время к завтраку, леди Райкрофт сочла нужным высказать свое недоумение сыну: