Кирин наклонил голову набок и внимательно посмотрел на нее. Она держалась уверенно и весьма успешно делала вид, что исход переговоров ее не волнует.

– Может, я дам тебе две тысячи, а ты расскажешь мне то, что утаила от Мерита?

– Сойдемся на полутора тысячах. Тогда меня не будет мучить совесть за то, что я ограбила младенца. – Тауна положила сверток себе на колени. Когда Кирин протянул ей пачку векселей из храма Тавриса, Тауна открыла мешочек и достала оттуда пергамент, несколько клубков шелковых струн для арфы, старую одежду и золотой перстень с рубином-печаткой.

У Кирина перехватило дыхание. Тауна заметила это и улыбнулась.

– О, ты уже видел эти вещи?

Кирин потянулся к перстню.

– Да, видел.

Гален наклонился вперед и тоже посмотрел на перстень, но без особого интереса.

– Это просто драгоценный камень.

– Нет, не так. Секунду… – Кирин забрал перстень у Тауны и несколько минут его разглядывал. – Это не тот же перстень, который я видел, а просто похожий. Он был у моего отца?

Тауна широко раскрыла глаза.

– Милый, подробностей я не знаю. Мерит сказал, что ты заплатил ему за работу. Ее результат – вот он. Это все, что мне известно. – Она наклонилась к нему. – Но я видела такие перстни, и притом у самых неожиданных людей. На всех перстнях были вырезаны те же самые корона и грифон. Это что-то вроде клуба, очень тайного клуба, который не делает различий для людей разных рас, полов и классов[111]. Я видела такие перстни у лордов из Совета, и я видела их на шеях рабов – по крайней мере, на людях, которые выдавали себя за рабов.

Кирин сидел нахмурившись и крутил в руках перстень. Галену было тяжело видеть его в таком состоянии.

– Это… Это как-то связано с твоим отцом? С Сурдье?

Кирин кивнул и повернулся к Тауне.

– Ты не хотела бы разузнать о них побольше – за плату, разумеется?

Тауна встала.

– Тысячу раз нет! Извини, но я научилась выживать в этом городе и поэтому знаю, что кое-куда лезть не следует. Но я тебе так скажу: я передам эту просьбу своему отцу. Возможно, он согласится тебе помочь.

– А кто твой отец? – спросил Гален.

– Док[112], владелец бара, – ответила Тауна и направилась к двери. – А теперь, если не возражаете, я пойду обратно. Там еще целый зал ротозеев, которых нужно обобрать до нитки.

Картинка у меня перед глазами немного расплылась. Я понимал, что происходит, но чувствовал себя оторванным от всего. Кашель: Тьенцо, захлебываясь, вдохнула и вернулась в мир живых. Голоса: люди говорили о ней и, скорее всего, обо мне. Один из голосов принадлежал Доку, а еще один – Тераэту. Позднее к ним присоединился голос Тьенцо. Она кричала. Все казались возбужденными; думаю, этого следовало ожидать.

Затем наступила тишина. Все ушли.

Кто-то положил мне руку на плечо. Напротив меня села Хамезра.

– Кирин, что произошло? Как ты оказался в Харас-Гулготе?

Я посмотрел на нее. Ее облик был ложью, такой же иллюзией, как и тот, который она сплела, когда мы только познакомились в Кишна-Фарриге. Ее имя было ложью. Все, связанное с ней, было ложью. Она – не Хамезра, верховная жрица Таэны.

Она – сама Таэна. Теперь я узрел истину.

Знала ли об этом Калиндра, когда говорила, что Таэна живет только в загробном мире? Обманула ли меня Калиндра или ее саму обманула Хамезра?

– Кирин?

Я стиснул зубы и отвернулся.

Секунду спустя я повернулся обратно, хотя это и было тупо, хотя она до сих пор приводила меня в ужас.

– Как мог Релос Вар создать Восьмерых Бессмертных? Ведь Восемь Бессмертных создали мир. Ты… – тут у меня сорвался голос, – ты создала мир. Но он сказал, что создал тебя, и ты не возразила ему.

Хамезра вздохнула.

– Если бы мои родители были еще живы, они бы оспорили оба этих утверждения – и о том, что Релос Вар создал меня, и, в равной степени, мысль о том, что я помогла создать мир. Восемь не создали вселенную. Нам позволили это сделать.

– И позволил вам это Релос Вар? – У меня снова сорвался голос. Хамезре, очевидно, не хотелось говорить на эту тему, но меня это уже давно не волновало.

– Тогда его звали не так, но да, это был Релос Вар.

Вдруг я обнаружил, что встал на ноги.

– Я с детства поклонялся Восьми Бессмертным! Я поклонялся Тадже! А ты… – я указал на нее пальцем, – ты читала мне проповеди о вере. Вы никогда не были богами?

– Кирин, сядь.

– Нет. Единственная причина, по которой Восемь воевали с богами-королями, заключалась в том, что все они были лжебогами. А теперь ты сидишь тут и говоришь, что вы ничуть не лучше богов-королей, которые поработили…

– Ни слова больше! – На этот раз зазвучал голос Таэны, а не просто какой-то старухи. В гневе она забыла о своей иллюзии и снова стала Смертью – чернокожей и текучей. – Садись!

Я сел.

– Дерзкий гаденыш! Любого другого я бы уничтожила за такие слова. – Она встала. – Будь наша воля, не было бы никаких храмов и алтарей, и нас бы не называли богами. Мы никогда не хотели стать богами. И не хотим поработить людей, ради спасения которых мы пожертвовали всем.

– Пожертвовали? Чем? Он же сделал вас БОГАМИ!

Она подняла палец. Я сглотнул и умолк.

– Кирин, представь себе, что ты – солдат, – сказала Таэна. – Представь себе, что ты ведешь бесконечную войну с врагом, которого ты в буквальном смысле слова не видишь. Именно такими солдатами были мы, и мы воевали – пытались воевать – с демонами. Безуспешно. Теперь представь, что какой-то умный, очень умный человек говорит тебе, что у него есть ключи, которые нужны для борьбы с демонами. Он даст тебе ключи, ты отбросишь демонов, и тогда миллионы твоих людей будут жить. И для этого тебе нужно связать себя с некоей космической силой. Тогда ты обретешь могущество, о котором и помыслить невозможно, но при этом навсегда расстанешься со своим народом, с семьей, с друзьями, со всеми, кто тебе дорог. И это еще не все. Хуже всего то, что твоя работа никогда не закончится. Ты навечно станешь дозорным на крепостной стене, ты будешь защищать тех, кто не способен защитить себя. Ты не сможешь умереть и будешь служить вечно, пока существует вселенная. Ты никогда не сможешь сбросить с себя это бремя или возложить его на кого-то еще и вернуться к мирной жизни. Ты бы вызвался добровольцем?