Светловолосую эльфийку и ее темноволосого шан’ниэрда мы встретили недалеко от священного кольца в регионе Больших мостов. Удивительное место. И от перемещения с помощью духов Предков в памяти остались приятные ощущения. Плохо, что не удалось хоть немного взглянуть на Обитель гильдий. Хотя бы издали.

Асфи не позволила…

После того вечера и моего признания она изменилась — отстранилась ото всех, стала неразговорчивой, постоянно уходила вперед, а ждала нас только для того, чтобы дать указания. За эти рассветы, наверное, все привыкли к тому, что она сторожила стоянку каждую Луну хотя бы пару ее шагов, а только затем будила кого-то из нас. Отчего-то мне чудилось, что так она не столько позволяет нам отдохнуть, сколько за что-то истязает себя. Даже васоверги, обычно не упускающие возможности подтрунить над нею, перестали ее задевать. Мрачная, недружелюбная и часто грубая в ответах — я злился на себя, видя ее такой.

А если в самом деле наказывает себя, то за что? За то, что потеряла Вольного? Но разве она виновата? Он бы и без того исчез. Они все исчезают или умирают.

— Девица боится, что ее семейку отыщут, — с уверенностью заявил хвастливый васоверг.

Он, этот Архаг, не нравился мне. Не нравился тем, как изредка смотрел на Асфи. Так смотрят только мужчины, заинтересованные женщиной на пару встреч. С похотливым блеском в глазах оценивают фигуру, ухмыляются и глазеют, если вдруг удается заметить, как она переодевается или наклоняется. Разок я даже поймал его на подглядывании, пока Асфи мылась в реке.

И я понимал причину, по которой ни Архаг, ни другие васоверги, не переходят черту. Возможно, уважение к тем, кто прошел ритуал Ярости, и имело силу, чтобы остановить их животные повадки, но этих васовергов прежде всего останавливал их предводитель.

— Буду я еще за кого-то бояться, — фыркнула эльфийка. — Они мертвы, и скверна с ними!

— Тогда к чему такая строгая тайна с именем? — изумилась Елрех.

— Да какое вам дело до ее имени? — вступился друг Стрекозы.

Я скосил глаза на довольного Дарока. Он сидел на пеньке и, подтачивая лениво свои бритвы, разглядывал Асфи. Его мечтательную улыбку будто только я и замечал. Неужели никто больше не видит, что он пытается очаровать Асфи? А она сама не замечала, что Дарок всегда старается быть рядом? Раньше он не мог этого делать, не мог чуть что помогать ей, потому что я всегда успевал первым. А теперь… Я стиснул мох в кулак, оторвал мягкую поросль. Теперь Асфи всячески прогоняет меня, находя работу подальше от себя.

Этим рассветом, прямо после двух шагов Солнца, они вдвоем ушли вперед и о чем-то с улыбками и смехом говорили. О чем? Чем он рассмешил ее?

— Ладно, — смилостивилась Асфи, — не хочешь говорить, не говори. Все, народ, привал окончен!

— Мы только остановились, грозная правительница, — опять произнес Архаг. — Я даже прилечь не успел.

— На закате ляжешь раньше.

Асфи поднялась, со скрежетом спрятала кинжал в ножны, водрузила на хрупкие плечи тяжелую сумку и молча отправилась в путь дальше, не оставляя никому возможности отмахнуться от требований. Я быстро поднялся с земли, отряхнул куртку, на которой лежал, и быстро надел ее на себя. Схватил свою сумку и поспешил следом за Асфи к телеге, оставленной неподалеку в роще. Не успел и догнать девушку, как она, словно почувствовав меня, резко обернулась и остановилась. От ее гневного взгляда хотелось отвернуться, или лучше ударить кого-нибудь. Дарока, например, или Архага. На них она так не смотрит, будто они ведут себя с ней лучше, чем я!

— У нас заканчивается вода, — сказала, сама постоянно стремясь отвести взор от меня. И заметно ведь, что ей тоже трудно делать вид, что нас ничего не связывает. Костяшки ее пальцев на руке, которой она стиснула где-то оторванную веточку, побелели. — Возьми с собой Елрех и Роми, заберите все ведра и котлы, наполните все. Скоро пойдем в гору, а там вода встречается не часто.

— Асфи, — тихо обратился я, подавляя в себе злость, и приблизился к ней на расстояние вытянутой руки.

Она высоко подняла подбородок и скрестила руки на груди, продолжая медленно ломать большим пальцем веточку. В ее глазах Солнце не умирало — бушевало, плавило все, что попадало в их отражение. Меня, например.

— Что? — спросила, будто сдержанно выкрикнула, и поджала губы.

Действительно, что? И сердце колотится, и ладони вспотели, а дышать приходится глубже. Хуже всего, что мне нечего предложить ей. Я столько раз обдумывал, что могу предложить и почему… Все ведь правильно, всем могло бы быть хоть недолго, но хорошо. Но как вижу Асфи, вся ценность моих доводов рассыпается в голове как труха. Хочется, чтобы хорошо было долго.

Заметив паутинку на темных волосах и крохотного паучка, обрадовался поводу еще сократить расстояние. Шагнул к Асфи, но она мигом отскочила. Широко раскрыла глаза, развела руками и тихо прошипела:

— Что тебе от меня нужно? — Отшвырнула веточку и сжала кулаки. — С каких пор ты решил, что можешь трогать меня, как подружку? Думаешь, если у тебя имя и внешность его, то… Не смей этим пользоваться, как разрешением для такого отношения ко мне! Убери от меня руки и никогда не смей прикасаться!

Ноги ослабли, во рту пересохло. Я привык, что меня ненавидят, привык, что прогоняют. Просто в новой обстановке и окружении отвык от такой прямолинейности. И привычная усмешка, выработанная многими периодами, сама растянула губы. И голос вернулся к той интонации, которую приходилось выдерживать дома, в Солнечной:

— Я хотел помочь, Асфи. — Указал на ее голову, глупо оправдываясь. — У тебя в волосах паутина.

Она несколько раз провела пятерней по волосам и, даже не посмотрев на пальцы, просто тряхнула рукой. Все так же глядя на меня, приказала:

— У нас мало времени. Наберите воды и быстро возвращайтесь.

Я кивнул и отступил. Наконец-то, холод в груди уступал место теплу, немного тошнотворному, мерзкому. Стыд. Он заставляет гореть щеки, прятать глаза, смеяться бестолково, отшучиваясь от обидного отношения к себе. Но я заслужил. Когда успел придумать себе, что могу быть лучше тех же васовергов? Они воины, пусть и мародеры, а я дурак из деревни, которую даже на карту не наносят. И Вольный действительно был лучше меня. Она только что это обозначила. Ему было можно, мне нельзя. А наши с ним различия лишь в характере. И я как бы ни старался, в отличие него, не достоин внимания таких особ, как Асфи.

Обогнать обозлившуюся на меня девчонку ничего не стоило. С каждым шагом распалялся гнев. На себя, на Асфи, на родителей, на Лери, на Роми… Кажется, на весь Фадрагос. Я оставил сумку возле телеги, откинул полог с задней части, куда мы составляли утварь. Подхватив котелки и два ведра, направился обратно в гущу леса. Асфи в это время только вышла из-под тени густых сосен и, скривившись, рассматривала узкую прогалину впереди, по которой предстояло провести мситов. В мою сторону она даже беглого взгляда не бросила.

Стараясь отвлечься легендами, которыми делился со мной Ромиар, быстро взбежал по холму. Но все равно не удержался и оглянулся на Асфи.