Без ведома англичан французы согласовывают с Кемалем план, по которому он получает все желаемое. Британцы решают выдвинуть ультиматум, но генерал Харрингтон считает за благо его не доставлять. Он понимает, что, имея всего несколько тысяч солдат, Кемаля не одолеть. Пуанкаре выдыхает с облегчением, Ллойд Джордж взбешен, но в конечном счете всё сглаживают начавшиеся обсуждения перемирия. Главный переговорщик Исмет-паша глух на одно ухо, и потому делает вид, что негодных и неуклюжих предложений не слышит.

В Греции переменчивый народ восстает против короля Константина, чье возвращение совсем недавно приветствовал столь невоздержанно. Люди вдруг вспоминают, как сильно его ненавидели, и теперь винят короля за проигрыш в войне, начатой его злейшим врагом Элефтериосом Венизелосом. Отрекшись от престола в пользу старшего сына, Константин, сломленный и с разбитым сердцем, умрет через четыре месяца в изгнании на Сицилии. Он познал горькую истину всех греческих королей: лучше горевать в ссылке, чем править дома, поскольку греки всегда относятся к королю, как к президенту.

Генерала Хаджианестиса с пятью министрами отдают под суд и приговаривают к расстрелу. Дабы избежать унижения от чужих рук, генерал сам срывает с себя знаки отличия и храбро встает перед расстрельной командой. Ноги крепки; оказывается, они вовсе не из стекла или сахара. Казнь генерала и его товарищей возмущает весь мир, ибо ясно — из них сделали козлов отпущения. В Греции вновь появляется Венизелос, необъяснимо ни в чем не виноватый, и новая военная хунта заявляет о намерении сохранить за собой Фракию. Только Ллойд Джорджу хватает терпения выслушивать эти тщетные замыслы.

Кемаль продолжает грозить союзникам войной и в конце концов добивается желаемого. Восточная Фракия все же будет турецкой. Многочисленное греческое население ее покидает, происходят обычные душераздирающие жалостные сцены, обычные смерти в пути, и лишь через много лет здесь поселятся турецкие беженцы из Болгарии и Греции, тоже совершившие долгий и тяжкий переход из родных мест.

История начинается заново. Лишается власти опасный Ллойд Джордж, теряет должность Уинстон Черчилль. Мустафа Кемаль начинает строительство абсолютно новой страны. Он упраздняет султанат, а затем халифат, учреждает светскую конституцию. Меняет арабский алфавит на латинский, чем неумышленно создает ситуацию, когда в будущем практически ни один историк не сможет разобраться в беспорядочных архивах, оставшихся с османских времен. Он устанавливает равные права для женщин, запрещает ношение покрывал и фесок. Создает промышленность. Кемаль дает ход событиям, которые должны привести к либеральной демократии западного толка после его смерти (когда, рассуждает Кемаль, сам он, вероятно, автоматически утратит интерес к сохранению личной власти).

Мустафа Кемаль подписывает Лозаннский мирный договор, где одно условие гласит: почти все турецкие христиане, независимо от родного языка, будут перемещены в Грецию. Согласно другому условию, почти все греческие мусульмане, греческого или турецкого происхождения, независимо от родного языка, будут выдворены из Греции и отправлены в Турцию. Критерии явно религиозные, а не этнические, все делается ради предотвращения раздоров и мнится хорошей идеей, если не брать в расчет, что речь идет о невинных людях.

Позже в Турции это назовут «демографической катастрофой», поскольку христиане умели управляться с делами. Турки — солдаты, крестьяне и помещики, а христиане — торговцы и ремесленники. Эта потеря на десятилетия задержит восстановление экономики.

В Греции это назовут «малоазиатской катастрофой». Перемещенные вечно будут ощущать, что их своевольно вышвырнули из рая. В Грецию прибыло полтора миллиона человек, создав величайшие трудности для правительства, которое пыталось их разместить и приобщить к жизни. Люди принесли с собой свои образование, опыт, таланты, свою тоску и музыку, названную потом «рембетикой»[114]. Еще они принесли с собой крайнюю нужду и осознание несправедливости, которые, возможно, как ничто поспособствуют подъему в Греции коммунистических настроений, а те, в свою очередь, приведут к гражданской войне.

Во все районы Турции, где есть христианские общины, присылаются комиссии. Их задача — оценить стоимость имущества; имущество вышлют вперед, либо беженцам выплатят компенсацию по прибытии. Однако транспорта нет, ибо после военного десятилетия его у Турции просто не осталось, и вещи отправить невозможно. Для многих беженцев все обернется очередным маршем смерти.

В Эскибахче приезд комиссии большого впечатления не производит. Здешние турки и греки-христиане еще недавно спокойно жили под итальянской оккупацией, у них почти нет горького осадка от войны с Грецией. Они по-прежнему считают себя оттоманами, а Мустафу Кемаля — верным слугой Султана. Многие еще носят давным-давно запрещенные тюрбаны.

Тонким ручейком стекаются домой уцелевшие на войне. Чуть ли не ежедневные празднования неизбежно проникнуты затаенной глубокой печалью. Вернувшиеся солдаты узнают, что мать или отец давно умерли, а братья погибли. Поля заросли, скотина сгинула, дома обветшали. Семьи в отчаянной надежде ждут сыновей, но время идет и идет, и все яснее, что они потеряны навсегда. В городе полно калек. Возвращается Каратавук — возмужавший, статный, уверенный в себе и увешанный наградами красавец, и в доме Искандера царит безудержная радость. Нермин не переставая плачет от счастья, а Искандер, лопаясь от гордости, рассказывает сыну, что тоже славно повоевал, гоняя с Рустэм-беем бандитов. С ружьем от Абдула Хрисостомоса они отправляются на охоту. Каратавук с братом убивают по оленю, Искандер промахивается. Каратавук уверяет отца, что дело в негодном патроне, и при следующем выстреле нарочно мажет.

В жутком состоянии возвращается Ибрагим. У него так трясутся руки, что он не может удержать стакан. Кажется, он до смерти боится матери и сестер, забивается в угол и заслоняет лицо локтем. Филотея еле сдерживается, чтобы в восторге не помчаться к нему, но вскоре в доме Харитоса появляется Али-кривонос и говорит, что свадьбу явно придется отложить. Он предлагает освободить семью от данного обещания, но, когда мать об этом заговаривает, Филотея с негодованием отвергает эту идею и яростно готовит приданое. Али говорит, что Ибрагим истощен и очень болен, но скоро по городу расползается слух — парень наполовину спятил. Дросула передает сплетню подруге, и Филотея приходит в такое бешенство, что тема больше никогда не поднимается. Филотея понимает, что на смену одной беде пришла другая, вот и все. Она вспоминает все встречи с Ибрагимом, думает о них постоянно. Вскоре Дросула и Лейла-ханым только делают вид, что слушают эти путаные, бессвязные рассказики. Тоска по прошлому сжирает Филотею, как рак. Кажется, все ее историйки начинаются одинаково: «Однажды я пошла собирать дикую зелень…». Она даже мельком не видит своего нареченного, хотя он от нее всего в нескольких шагах.

Доходит новость, что Смирна сильно пострадала при пожаре, а все армяне и греки ушли из города. Гончар Искандер еще долго будет хмуро поглядывать на полки, уставленные пятьюстами детскими свистульками. Он надеется, что Георгио П. Теодору выжил и когда-нибудь заберет игрушки. Иначе куда их девать?