Бой продолжался каких-нибудь двадцать минут, однако свыше полутора сотен испанцев пали замертво; большинство остальных были ранены либо флибустьерами, либо своими же в кромешной тьме.

Пленных вывели одного за другим на верхнюю палубу и в таком же порядке накрепко связали. Всего их было триста семьдесят пять человек. Капитана с офицерами зарубили прямо в каютах Береговые братья под командованием Давида, который повел их на абордаж; это еще больше обескуражило испанцев и ускорило их поражение: без командиров руководить боевыми действиями было некому – и они уже не могли защищаться.

Оба корабля находились тогда в проливах; Дрейф, обремененный столь большим числом пленных, решил оставить на галионе только четыре десятка самых крепких испанских матросов, чтобы они помогали управлять трофейным судном, – всех же остальных, раненых и невредимых, он разместил в трех шлюпках и высадил на видневшемся неподалеку пустынном островке, бросив там на произвол судьбы.

Следом за тем Дрейф принял на себя командование галионом, взяв с собой пятьдесят буканьеров, которые вкупе с сорока оставленными испанскими матросами составили экипаж, вполне достаточный по численности, чтобы управлять судном. А командовать своим кораблем он, с общего согласия флибустьеров, поручил капитану Давиду.

Испанский галион назывался «Тринидадом», и шел он из Кальо в Кадис с грузом кошенили, слитков золота и серебра, а также украшений и серебряных монет. Буканьерам на редкость повезло заполучить такой приз: ведь стоил он больше двух миллионов пиастров.

Поэтому, когда четыре дня спустя Дрейф бросил якорь в Пор-Марго, его радостно встречали все Береговые братья и горожане.

Прежде чем сойти на берег, Дрейф поделил добычу с товарищами; на причитавшуюся ему долю от трофеев он купил захваченный испанский корабль, оставив за собой и право им командовать, а свой бриг передал под начало Давида.

Дрейф был не из тех, кто даром теряет время, – уже на другой день по его прибытии на Санто-Доминго под неслаженные наигрыши уличных музыкантов, под бой барабанов, завывание флейт и громогласные крики «виват!» по всему городу было объявлено, что капитан Дрейф собирается в новую экспедицию, сулящую большую выгоду всякому, кто примет в ней участие. Зачисление добровольцев должно было производиться на следующий день в таверне «Сорванный якорь» – туда ровно в полдень надлежало прибыть всем Береговым братьям, желающим послужить под его командованием.

Такой же клич бросили и в Пор-де-Пэ, и на Тортуге, и в Леогане.

На другой день в означенный час в большой зале «Сорванного якоря» народу набилось битком, а поскольку таверна не могла вместить всех, кто хотел участвовать в намечаемой экспедиции, несметная толпа заполонила и подступы к ней. У пришедших, облаченных в большинстве своем в рубище, лица были суровые и решительные, каждый держал в руках ружье Гелена.

Береговых братьев прибыло отовсюду так много не случайно: прошел слух, что помимо двух своих кораблей Дрейф снарядил еще четыре, а значит, экспедиция намечалась и правда нешуточная, да и барыши она обещала немалые.

На помосте, водруженном в глубине большой залы, за длинным столом сидели: господин д’Ожерон, Дрейф, Красавец Лоран и другие знаменитые предводители флибустьерской братии.

За столом поменьше примостился слуга Дрейфа по имени Оливье Эксмелин – тот самый, который позднее написал захватывающие воспоминания о флибустьерах: он исполнял обязанности секретаря.

Ровно в полдень Дрейф встал.

Галдевшая перед тем толпа разом угомонилась – наступила мертвая тишина.

– Братья мои, – ясным, четким голосом заговорил Дрейф, – соратники и друзья, как вам, верно, известно, я начинаю набор добровольцев в новую экспедицию. Эта экспедиция, цель которой вы узнаете, лишь когда мы выйдем в море и будем в десятках лье от Большой земли, станет весьма прибыльным предприятием для тех, кто отправится со мной. Народу мне нужно совсем немного – тысячи двухсот человек хватит вполне. Но предупреждаю, отбирать я буду с особым тщанием, поскольку каждый из отобранных должен быть за десятерых. Вместе со мной во главе экспедиции пойдут: Красавец Лоран, капитан Монтобан, Давид и Мигель Баск. Имена четверых названных мною начальников уже сами по себе говорят о важности предстоящей экспедиции. Каждый из вас должен будет иметь с собой «гелен», шесть фунтов пороху, шесть фунтов пуль и провиант на двадцать пять дней. А сейчас, перед тем как начать отбор, я попрошу зачитать вам хартию, и на ней должен будет присягнуть каждый матрос, согласный добровольно участвовать в экспедиции.

Вслед за тем Дрейф обратился к Оливье Эксмелину:

– Читайте!

Работник встал и зачитал вслух хартию, которую сам только что и составил:

– «Именем короля и с благословения господина д’Ожерона, губернатора французских владений на острове Санто-Доминго, мы, поименно перечисленные ниже капитаны флибустьеров: Дрейф, Давид, Красавец Лоран, Мигель Баск и Монтобан, – решив предпринять новую экспедицию, собрали совет с намерением обсудить и утвердить нижеследующую хартию о том, что каждый Береговой брат, желающий участвовать в вышеозначенной экспедиции, обязан присягнуть и подписаться, прежде чем стать ее участником, под нижеследующим:

Тому, кто сорвет неприятельский флаг с крепости и водрузит там флаг французский и сине-бело-красный стяг флибустьеров, кроме его доли, причитается пятьдесят пиастров.

Тому, кто захватит пленного, когда возникнет надобность узнать новые сведения о неприятеле, кроме его доли, причитается сто пиастров.

Гранатометчикам, кроме их доли, причитается по пять пиастров за каждую гранату, попавшую в форт.

Тому, кто, рискуя жизнью, возьмет в плен офицера, кроме его доли, причитается сто пиастров.

Тому, кто лишится обеих ног, кроме его доли, причитается полторы тысячи экю или полтора десятка рабов, на выбор, в случае достаточного количества последних.

Тому, кто лишится обеих рук, кроме его доли, причитается тысяча восемьсот экю или восемнадцать рабов, на выбор, как сказано выше.

Тому, кто лишится ноги, без разницы – правой или левой, кроме его доли, причитается шестьсот пиастров или шесть рабов.

Тому, кто лишится руки, без разницы – правой или левой, кроме его доли, причитается пятьсот пиастров или пять рабов.

За потерю кисти руки, кроме доли, причитается сто пиастров или один раб.

За потерю обоих глаз, кроме доли, причитается две тысячи пиастров или два десятка рабов.

За потерю пальца, кроме доли, причитается сто пиастров или один раб.

В случае увечья, приведшего к обездвижению, предоставляется право на ту же сумму, что и при ампутации изувеченной конечности.

В случае ранения в туловище и необходимости впоследствии пользоваться клистерной трубкой (именно так!), кроме доли, причитается пятьсот пиастров или пять рабов, на выбор.

Все возмещения, помимо причитающейся доли, выплачиваются из общей добычи до ее дележа.