– Ну что ж, славный мой приятель, что до ваших речей, они дошли до добрых ушей, и, раз уж мы теперь знаем друг друга, или почти знаем, давайте, с вашего позволения, забудем этот чертов испанский язык, который так неудобоварим для нас, французов, и вынуждает строить ужасные гримасы, и перейдем на наш родной старый добрый галльский.

– Так, значит, вы настоящий француз?! – с непередаваемым волнением воскликнул Давид.

– Конечно! Раз вы сами догадались, к чему теперь это скрывать? Я не только француз, дружище, но и Береговой брат, как и вы.

– Вы? О, не верю своему счастью!

– Еще бы, любезный мой капитан, считайте, вам крупно повезло.

– Мне-то? – с грустной улыбкой проговорил тот. – Впрочем, может, и так. Благодаря нашей встрече я готов в это поверить.

– Я не имею привычки говорить загадками. Суть дела в двух словах такова: невероятный, немыслимый, скажем прямо, план побега из поместья, где вас держали за раба, тот самый план, что вы задумали, благодаря непостижимому стечению обстоятельств вам почти удался.

– Боже мой, да вы шутите!

– Я не стал бы шутить, ведь это было бы беспричинной жестокостью, а я на такое не способен. Итак, выслушайте меня: Дрейф, бывший ваш хозяин, уже две недели с лишним крейсирует вдоль этого побережья. Он-то и высадил меня на берег в четверти лье отсюда на пару с моим братом Олоне. И ежели вы не знаете меня лично, то уж наверняка слыхали мое имя: я младший брат человека, с которым вы, должно быть, очень даже хорошо знакомы.

– Как его зовут? – встрепенулся капитан Давид.

– Питриан.

– Как, вы брат того славного Питриана, с которым я два года вместе плавал?

– Да, капитан, к вашим услугам, – сказал молодой человек, протягивая ему руку.

– Надо же, – бросил Давид, отвечая ему горячим рукопожатием, – порода всегда скажется. Ваше поведение выдало вас с головой еще до того, как вы назвали свое имя. Но прошу вас, продолжайте: уж больно интересно все, что вы говорите.

– Охотно верю, – рассмеявшись, сказал молодой человек. – Так что вот уже две недели кряду, как мы с Олоне рядимся в шкуры испанцев и живем в Веракрусе, и пока, по крайней мере надеюсь, не вызвали никаких подозрений. Мы выдаем себя за погонщиков-торговцев из глубинки. Я не в курсе замыслов нашего друга Дрейфа, но, вполне вероятно, он затевает что-нибудь эдакое – например, готовится захватить Веракрус.

– О, это дело непростое!

– А будь оно простое, какая от этого радость? – рассмеялся молодой человек.

– И то верно, – рассмеявшись в ответ, отвечал Давид. – Ну а вы-то что здесь делаете?

– Олоне как раз отрядил меня к Дрейфу узнать, что нам делать дальше. А поскольку я не хочу рисковать, чтобы меня раскрыли, ведь это нарушит наши планы, то еду себе не спеша – дожидаюсь ночи. Как только зайдет солнце, я подам условный сигнал, и скоро вы увидите корабль.

– О, ну тогда я и правда спасен! – воскликнул Давид, вне себя от радости.

– Вот и славно! По крайней мере, ежели вы не предпочтете остаться на земле, я не вижу серьезных препятствий, которые помешали бы вам снова вернуться в море.

– Слава богу! Я ни на миг не останусь на этой проклятой земле и уберусь отсюда сразу, как только представится такая возможность.

– Как бы то ни было, в добрый час! Именно это я и называю патриотизмом. Кстати, раз уж вы теперь знаете все, что хотели, присоветуйте мне кое-что!

– Что именно?

– Кое-что из области топографии. Думаю, за два месяца пребывания в Веракрусе вы успели осмотреться?

– Уж конечно, – со смехом отвечал капитан. – Скажу вам даже, я пускал в ход глаза при всякой удобной возможности.

– То есть?

– То есть я знаю город с окрестностями как свои пять пальцев, равно как и побережье в радиусе десяти лье. Честное слово, я успел изучить здесь все так, как будто прожил на этой проклятой земле лет десять.

– Ого, дружище, это может нам пригодиться.

– Вы думаете?

– Еще бы! Ежели Дрейф все еще замышляет против Веракруса какую-нибудь каверзу, сдается мне, вы могли бы оказать нам неоценимую помощь хоть в качестве проводника.

– В самом деле, и уж поверьте, я это сделаю с большой охотой.

– О, и не сомневаюсь, ведь вы, верно, успели возненавидеть этих гавачо всем сердцем.

– А то! Ведь они обращались со мной как со скотиной, и я хочу отомстить им от всей души.

– Отлично! Вот это разговор!

– Ну да, разговоры разговорами, а время летит быстро, и солнце как будто уже низко.

– О, времени у нас достаточно. Еще нет и пяти.

– Гм, до конца дня остается только час, а нам еще нужно добраться до условленного места.

– Вам хватит сил идти со мной, капитан?

– Мне? – удивился тот. – Да я так славно отдохнул, что готов одолеть и десять лье, если нужно.

– Ладно, раз так, тогда в путь!

– В путь так в путь, и да поможет нам Бог!

Питриан взнуздал лошадь, взвалил на нее баул и вскочил в седло.

Что до капитана Давида, ему оставалось поднять свою палку, только и всего.

И они вдвоем двинулись дальше.

Питриан, перед тем как тронуться в путь, обстоятельно, в мельчайших подробностях описал новому другу то место, куда они направлялись.

– Это вон там, – сказал капитан, – я знаю то место и могу провести вас туда с закрытыми глазами. Идите за мной, не бойтесь, со мной не заплутаешь. Сейчас давайте в лес – там укроемся от всяких любопытных глаз. Так оно, конечно, длиннее, но времени у нас, как вы сами сказали, достаточно.

– Прекрасно, дружище, целиком полагаюсь на вас. Ступайте первым, а я следом за вами.

Давид зашел вперед и двинулся вглубь чащи, прорубая палкой путь через заросли кустарника, а в нескольких шагах позади него шел Питриан – он уже спешился и вел лошадь под уздцы.

Дороги, которой они шли, как таковой не существовало, и продвигаться приходилось медленно, шаг за шагом, так что на побережье они снова вышли не скоро.

Солнце уже с полчаса как зашло, когда они наконец добрались до того места, куда две недели назад причалили шлюпки флибустьеров.

– Вот и пришли, – сказал Питриану капитан.

– Ну и ну! Да вы все рассчитали с математической точностью. Именно здесь мы с Олоне и высадились. А теперь надо бы собрать побольше сухого хвороста.

– О, это раз плюнуть, – сказал Давид.

– Первым делом дайте-ка я расседлаю лошадь и задам ей месива. Может, нам придется полночи здесь просидеть, и я не хочу, чтобы бедная скотина голодала.

– Валяйте, а я пока займусь хворостом.