Михаил, придя в отчаяние от невыполнимых требований Рима, направил третье посольство к Людовику, который к этому времени отбыл в Тунис. Посланники прибыли в начале августа и обнаружили, что король тяжело болен брюшным тифом; 25 августа он скончался. Им оставалось только возвратиться домой – к берегам Туниса уже приближался Карл Анжуйский с мощной флотилией.

Почему, обнаружив, что его брат умер, Карл не отказался от Крестового похода и не направился к берегам Константинополя? Возможно, к этому времени военная кампания набрала слишком большие обороты и, имея перед собой блестящие перспективы, было бы глупо не довести ее до конца. Вскоре Карл нанес оглушительное поражение эмиру Туниса. Затем он отбыл на Сицилию для зимней стоянки. Армия и флот Карла находились в полной боевой готовности, состояние его духа было на подъеме в результате одержанной им триумфальной победы. Никогда еще до сих пор Карл Анжуйский не представлял столь значительную опасность, и никогда еще над Михаилом Палеологом не нависала такая угроза. Казалось, только чудо могло спасти его.

И это чудо произошло. Едва Карл достиг Трапани[90], как там разыгрался один из самых страшных штормов, когда-либо обрушивавшихся на Сицилию. Все 18 крупных кораблей флотилии были разбиты в щепки наряду с бесчисленным множеством более мелких судов. Погибли тысячи людей и лошадей – большая их часть к тому времени не успела разгрузиться и все еще оставалась на борту. В течение нескольких часов и армия, и флот были практически уничтожены.

Михаил Палеолог рыдал от счастья, когда услышал это известие. В очередной раз Пресвятая Дева, покровительница Константинополя, спасла город.

К 1271 г. западный христианский мир пребывал без папы римского уже около трех лет – это был самый длительный период междуцарствия в истории папства. Наконец подеста в Витербо, где проводился конклав, повелел заточить выборщиков во дворце, в котором они заседали, и ограничить их рацион питания. Это возымело желаемый эффект, и 1 сентября на трон понтифика был избран Теобальдо Висконти, архидьякон Льежа. Он находился в тот момент в Палестине – сопровождал английского принца Эдуарда, который вскоре стал королем Англии Эдуардом I. Теобальдо, не теряя ни минуты, отправился на корабле в Рим. По прибытии он взял себе имя Григорий X.

Поездка на Восток произвела на Григория совершенно неизгладимое впечатление. Он вознамерился отвоевать Иерусалим. Но поскольку без помощи Византии сделать это было невозможно, заключение церковной унии представлялось ему делом первостепенной важности. В октябре 1271 г. Григорий направил Михаилу Палеологу приглашение на Всеобщий церковный собор, проходивший в Лионе каждые два года. Понимая, как непросто будет Михаилу договариваться по этому щекотливому делу со своим православным клиром, Григорий дал понять, что требования предыдущего папы не являются обязательными и признания византийскими епископами верховенства папской власти вполне достаточно.

Михаил сразу же дал ответ; он уверял папу, что для него самого вопрос об унии является первоочередным. Его представители непременно будут присутствовать на ближайшем соборе. Михаил только просил предоставить им сопровождение: король Сицилии вполне был способен ликвидировать византийскую делегацию во время ее следования по территории Карла, а затем предъявить императору упрек, что тот вообще никого не направлял на собор.

Папа, понимая опасения Михаила, повелел аббату Монте-Кассино встретить посланцев по прибытии в Реньо и сопровождать до самого Рима. Между тем Григорий продолжал внушать Карлу мысль о его моральном долге содействовать предполагаемому объединению. Король возражал: он собирался начать военную кампанию против Византии до мая 1274 г. Григорий упросил его отложить все это дело на год, и Карл, чья флотилия не была еще полностью восстановлена после бедствия в Трапани, согласился, не особо упорствуя.

Поездка греческих делегатов в Лион оказалась не из приятных. Отбыв из Константинополя в марте 1274 г., они в скором времени попали в бурю, во время которой одно из двух суден потерпело крушение – погибли все, кто был на борту; ко дну пошли и подарки, отправленные императором папе. Когда трое оставшихся в живых посланцев василевса достигли Лиона в конце июня, собор к этому времени заседал уже семь недель. Там присутствовали все ведущие клирики западного христианского мира, в полном составе была представлена коллегия кардиналов – собрание насчитывало порядка 1500 человек. 24 июня посланников препроводили в папский дворец. Папа одарил их поцелуем любви, а они передали ему послание императора. Никаких дискуссий не велось.

Пять дней спустя Григорий совершал богослужение во время особой двуязычной мессы, призванной отметить предстоящее заключение унии. Византийцы принимали активное участие в литургии: Евангельский текст, Апостол и Символ веры читали на латинском и греческом языках, в том числе повторенное троекратно filioque, на котором был сделан особый акцент. 6 июля последовало было официальное заявление о заключении унии. Послание императора зачитали в переводе на латынь. Оно включало в себя «Исповедание веры» – вместе с включенным сюда filioque – и признание верховенства папской власти. В письме, правда, содержалась еще и просьба о том, чтобы византийской церкви было дозволено сохранить свой Символ веры (сформулированный еще до раскола между церквями) и ограничиться теми своими старыми обрядами, которые не шли вразрез с постановлениями Вселенских соборов. Затем великий логофет Георгий Акрополит дал клятву от имени императора. Впервые за двести двадцать лет Восточная и Западная церкви вступили в тесный контакт друг с другом.

Или так по крайней мере казалось. Только с возвращением императорских посланников подданные Михаила начали в полной мере осознавать, что произошло. Признание верховенства папской власти выглядело достаточно скверно, но предательство – а, по мнению многих византийцев, никак иначе назвать содеянное Михаилом было нельзя – зашло гораздо дальше. По какому праву император покусился на саму основу их религии, на ее вероучение? Грубо поправ каноническое право, он тяжело оскорбил Пресвятую Деву, под чьим особым покровительством находился их город. И каких новых несчастий следовало ожидать теперь византийцам? На протяжении веков они презирали Запад не только за то, что он пребывает в ереси, но также и за его грубость и неотесанность, и пятьдесят семь лет латинской оккупации не предоставили им повода изменить свое мнение. Теперь, по прошествии всего лишь тринадцати лет свободы, византийцев опять впрягали во франкское ярмо. Вскоре на улицах уже появились демонстранты. И эмоции еще больше накалились, когда патриархом был назначен известный сторонник унии Иоанн Векк.

Возможно ли, что Михаил Палеолог недооценил характер и настроения своих подданных? До некоторой степени это, наверное, так. В любом случае Михаил считал, что не мог действовать иначе. Союз с Римом лишал короля Сицилии и номинального латинского императора Филиппа де Куртене – который наследовал своему отцу Балдуину в 1273 г. – морального оправдания для военных действий против империи и на какое-то время спас Византию. Этот союз позволил легитимизировать притязания Михаила на Константинополь в глазах Запада. Благодаря заключенной унии папская власть даже перестала противодействовать планам императора очистить Балканский полуостров от немногих остававшихся там латинян. Но цена за все это оказалась поистине огромной.