– Песья кровь! – прошептала рыжая. – Ну, мы тебе это припомним!

– Люди! – громким, глубоким голосом возвестил пришелец из Заозерья. – Вот истинный князь Сенежский. Единственный сын старшего княжича Аскольда, родной внук грозного князя Филиппа Сенежского.

Толпа пришла в беспокойство. Обр видел, что Липка растерялся. К такому он готов не был. А что, запросто можно поверить, что он законченный мерзавец, отнявший у бедного ребенка землю, замок и трон.

– Врешь! – заорали в толпе. – Старый князь сам трон передал.

– Долой! – сейчас же раздалось в другом месте. – Долой самозванца! Да здравствует князь Эжен!

Обр заметил (сверху все было отлично видно), что «долой!» орут все больше крепкие парни. Одеты по-разному, но у каждого к шапке пришпилен пунцовый розан.

– Мой внук, – легко перекрывая вопли толпы, загремел Людвик Сенежский, – весьма признателен господину Филиппу за то, что во время минувшей смуты тот поберег его место. Но теперь смутное время миновало, пришло время закона.

– Да здравствует закон! – рявкнули под самой березой.

Обр глянул вниз и узнал недавнего знакомца, того самого, с новомодным оружием под толстой замшевой курткой.

– Скинем ублюдка! Долой самозванца!

– Да здравствует князь Филипп! – завопили несогласные. – Нам чужаков не надо!

– У Филиппа договор с крайнами!

– И сам он на крайне женат!

– На кой нам крайны? И без них не кисло!

– Долой самозванца!

– Ой-ей-ей! – прошептала рыжая. – Войско в замке. Половина городской стражи в отпуске, по ярмарке шляется.

Сторонников князя Филиппа нашлось немало. Тут и там в толпе закручивались водовороты драк. На помосте для важных гостей возникла неприятная суета. Зато господин Илм неспешно поднялся со своего места и твердо встал рядом с князем. Вроде даже коснулся его плечом, негромко сказал что-то. Обр понял, что теперь их трое против всей толпы. Златокудрый Илм, черный худой Филипп и его маленькая, но решительная жена.

Липка-Филипп выступил вперед, поднял руку, попытался что-то сказать, но за шумом его никто не слышал. Людвик, откинув седую голову, повернулся к своим всадникам, намереваясь отдать какой-то приказ. Стражники, наконец, пришли в себя, выстроились перед помостом редкой цепью, ощетинились копьями.

И тут по площади прошел ветер. Взметнулись в воздух флаги, ленты, парусами надулись полотнища палаток. Вопли оборвались, драки прекратились. Все, включая конных из Заозерья, теряя шапки, смотрели вверх. Сорвавшись с башни нагорного замка, устремилась вниз, понеслась над лугом, над ярмаркой, над застывшей толпой громадная белая птица. Сияющие лебединые крылья, чище горного снега, белее белого света на миг закрыли все небо.

– Я знаю, – задохнулся Обр, – я видел раньше!

С последним ударом ветра на ристалище опустился и пошел к застывшему от удивления ребенку лесной певун, похититель чужих жен, Ивар-травник. Идти ему было неудобно. Длинные маховые перья волочились по земле, с громким шорканьем цеплялись за убитую травку.

Крыльям на земле не нравилось. Они тянули своего хозяина вверх, беспокойно вздрагивали, каждое перышко из всей бесконечной громады над головой белобрысого травника трепетало, томясь от жажды полета.

– Здравствуй, милое дитя! – негромко, но так, что все услышали, сказал Ивар.

– Ты кто? – пискнул мальчишка. Крылья заворожили его до такой степени, что он даже дышать перестал.

– Я Ивар Ар-Моран. Крайн из белых крайнов Пригорья. А ты кто?

– Я Эжен, – сообщил мальчишка. Потом вспомнил что-то и солидно добавил: – Князь Пучежский и Сенежский.

Ивар присел на корточки. Крылья погасли. Тихо растворились в небесной синеве.

– А скажи мне, Эжен, ты мальчик или девочка?

– Мальчик!

– Правда?

Людвик опомнился, рванулся к ним, но на полпути споткнулся и упал носом в травку. Подняться почему-то не смог, так и копошился, как жук в сене.

– Ты что, не видишь?! – возмутился ребенок. – Я воин! Вот, гляди, у меня и шпоры есть. Девчонка воином быть не может.

– Жаль, – улыбнулся Ивар. – Девочке я бы перо подарил.

В воздухе повисло сияющее белое перышко, медленно опустилось к нему в ладонь.

– У кого это перышко, того я буду охранять и лелеять до конца своих дней. Но раз ты мальчик, тебе это не нужно.

– Хочу перышко! – тряхнув кудряшками, заявило дитя.

Князь Людвик все еще возился на земле. Благородное чело побагровело, растеряв часть своего благородства.

Его люди вели себя ничуть не лучше сенежской черни. Раскрыв рот, пялились на настоящего живого крайна. Иные даже спешились. Кое-кто, стянув шлем, стал на колени. Обр ехидно подумал, что битва, кажется, отменяется.

– Вот я и говорю, жаль, что ты не девочка, – мягко сказал Ивар.

– Мне девочкой быть нельзя! – громко поведал ребенок.

– Вот как! А почему?

– Дедушка не позволяет. Он говорит, девчонкам земли не дают и править народом не разрешают. Правда-правда! Ты что, не знаешь?

– Я много чего знаю. На, держи перышко!

– На ручки хочу! – заявило кудрявое дитя, прижимая к груди перо, подумало и добавило: – Ты красивый.

– Точно, девочка! – выдохнула Жданка. – Интересно, как он узнал?

– Ну девочка, и чего такого? – удивился Обр.

– По закону сенежский престол переходит к старшему мужчине. А старший сейчас Липка, старший и единственный, как ни крути.

Тут снизу что-то щелкнуло. Обр таких звуков не любил. Мельком увидел парня с розаном на шапке, напряженную руку, сжимающую новомодное оружие – короткую тупорылую пищаль. Блестящий ствол, направленный в сторону ристалища. Вокруг стояли спокойно, наверное, никогда таких штук не видели. Никто даже не понял, что это оружие.

* * *

Оберон выдохнул и молча обрушился со своей ветки прямо на черный картуз с красным розаном. Грохнуло страшно, но он знал – пуля ушла в землю, расплющилась, стала безобидным кусочком свинца, никогда не вопьется в тело лесного певца, не загубит белые крылья.

Мужик, прижатый к земле тощим Обровым телом, отчаянно заругался и взвыл, потому что Обр вцепился зубами в руку, сжимавшую красиво изогнутую деревянную рукоять.

Запоздало взвизгнула Жданка, а потом над головой будто костер вспыхнул. С шумом распахнув рыжие, золотые, цвета закатного солнца крылья, девчонка слетела с дерева, цепляя по головам пригибающихся людей, рванулась к ристалищу, к поднявшему на руки ребенка травнику. Обняла за плечи, громко крикнула: «Я твой щит!»