И этот туда же. Как сговорились все!

– Знаю-знаю. Радость земная, свет поднебесный.

– Сам догадался или надоумил кто?

– Тебе-то что за дело? Что ты к нам лезешь?

– И рад бы не лезть, да не получается. Я когда увидел ее… Нет, не увидел, почувствовал…

– Плевать мне на твои чувства. Она моя жена.

– Умирает твоя жена! И я ничего не могу сделать. И никто не может. Болван! Дурак! Скотина безмозглая!

– Это ты мне?!

– Это я себе! – расстроенный красавчик с маху врезал себе ладонью по лбу. – Почему я ее раньше не встретил? Почему не увез насильно! Четыре месяца все вместе бьемся. Только не помогает ничего. Я думал, при тебе полегчает. Сначала и верно, полегчало. Только ненадолго. Сам не видишь, слабеет она. На глазах уходит.

– Почему? – спросил Обр, все еще подозревавший какой-то подвох. Поверить в такое было невозможно, да он и не хотел верить.

– Почему? По кочану! – рявкнул красавчик. – У нее и так сил немного было. А теперь и вовсе нет ничего. Нечем ей жить.

Помолчал и добавил:

– Все тебе отдала.

– Заткнись лучше, а то еще одну гулю получишь. Чего такое она мне отдала?

– Все, что у нее было. Еду последнюю, дом, доброе имя, мечту, что отец вернется, судьбу, душу. Свою жизнь на твою поменяла.

– Она что, жаловалась?!

– Нет. Все у нее добрые, все хорошие. А ты вообще самый лучший. Самый храбрый, самый умный, самый, песья кровь, добрый!

– Я заботился о ней. Все пополам делили.

– Это ты, может, делил. А она отдавала. Пока не отдала все. Ты спроси у нее, спроси, почему вы в Злом море не потонули. Пусть расскажет. Тогда, может, что-нибудь поймешь, крыса мокрохвостая.

– Сам крыса!

Оберон, давно кипевший от злости и несправедливости обвинений, не выдержал и снова кинулся, повалил наглого красавчика, стараясь втоптать его в песок, забить грязью летучие волосы, вконец вымарать белую рубаху. Противник извернулся. В грудь Обра уперлось согнутое колено. Плечи до боли стиснули твердые пальцы.

– Долги возвращать надо, – снизу вверх на Оберона глянули горячие синие глаза. – Чем отдавать будешь?

– Что отдавать? – прохрипел Обр.

– Жизнь. Судьбу. Душу.

– Прах гнилой восемь раз перевернутый!

– Кхм, – раздалось сверху.

Противник вдруг перестал сопротивляться, а Хорт почувствовал, что его, как кутенка, ухватили за шкирку и подняли вверх.

– Прелестно, – сказал господин Лунь, никакой не управляющий, а, как давно догадался Обр, хозяин замка, нынче одетый роскошно, хотя и во все черное. – Просто прелестно. Я вижу, вы нашли общий язык. Жаль прерывать такую изысканную беседу, но, к сожалению, обстоятельства требуют. Прошу извинить меня, – церемонный поклон в сторону опешившего Хорта, – но господин Ивар, видимо, запамятовал, что его присутствие необходимо в другом месте.

– В каком еще месте? – поднимаясь и на скорую руку отряхиваясь, проворчал господин Ивар и вдруг изменился в лице. – А, ну да… А может, без меня как-нибудь?

– Без вас никак невозможно. Все будут безумно разочарованы. Особенно дамы. Вы же не хотите огорчить наших дам?

Травник поморщился, потрогал губу и пробормотал, куда могут отправляться здешние дамы, всем скопом и поодиночке.

Тут же на площадку широким шагом вошла прямая, как спица, красивая черноволосая дама, в шуршащем шелковом платье и с лютней в руках.

– Вар, нуты идешь? – сердито спросила она. – Так я и знала! Даже не переоделся!

Тут глаза ее расширились, а выражение лица стало весьма грозным.

– Кто это сделал?

– Что?

– Вот это!

Тонкий пальчик указывал на разбитую губу.

– Кто посмел это сделать?!

Обр понял, что приобрел еще одного смертельного врага.

– Споткнулся, упал, – не стал выдавать его господин Ивар.

– Нашел время спотыкаться! – пуще прежнего разгневалась строгая девица. – Мы же договорились. Весь Сенеж знает, что ты споешь.

– Мы не договаривались. Меня заставили.

– Уговорили.

– Заставили. Гнусными угрозами. Почти под пыткой.

– Та-ак, – разом прекратил ссору хозяин замка, – а ну-ка, иди сюда!

Ивар-травник покорно приблизился. Зажмурился с видом обреченной жертвы и тут же охнул. Сухая ладонь мазнула его по лицу, будто оплеуху отвесила.

Тут охнул и Обр. Ссадина на скуле травника покрылась корочкой, синяк вокруг быстро бледнел, разбитая губа тоже торопилась принять свой обычный вид.

– А полегче нельзя было?!

– Где уж мне, – нехорошо усмехнулся хозяин замка, – я же не травник.

– Ивар, пойдем! – топнула ножкой девица и для верности потянула его за рукав.

– Переодень его сначала, – посоветовал хозяин замка, – песок из волос вытряхни. О том, что он будет прилично причесан, я даже и мечтать не смею.

В общем, белобрысого красавца, к которому Обр уже привык и, ясное дело, не боялся, уволокли. Издали донесся приглушенный вопль и звон, будто кого-то огрели лютней по голове. А Оберону пришлось остаться один на один с этим… которому взглядом убить как стакан воды выпить. Ох ты, да у него еще и горб. А с первого взгляда и незаметно. Ходит ловко, держится прямо.

Хорт прикинул расстояние до входа в замок, но потом решил, что бегать не станет. Пропади все пропадом. Все-таки и у него есть гордость.

– Не стой на краю. Сорвешься, – сказал кошмарный колдун, повернулся и ушел. Просто ушел, и все.

На минуту Обру стало очень горько. О нем-то заботиться, свежие раны лечить, за прегрешения отчитывать никто не станет.

Из чистого упрямства, чтоб доказать, что ему на все наплевать, он уселся на самом краю. Одолев накативший страх, свесил ноги в пропасть. Надо было подумать.

«Помирает твоя жена!» Глупости какие. Не может она помереть. И нету за ним никакой вины. Замуж он ее силком тащил? Не тащил. Еду и кров добывал? Добывал. От всяких там Федоров защищал? Защищал. Пряник даже однажды принес. Со дна Лодейной Могилы дурочку спас. Все по-честному.

А память между тем подсовывала ему запыхавшееся существо в перепачканной юбке под виселицей в Малых Солях. Отнятое и брошенное в воду колечко. Вопли Костылихи и град отбросов на торгу в Городище. Одинокую фигурку, скорчившуюся в лесу у потухающего костра. Жалобное «давай уедем» и крик: «Теперь большая кровь будет!» – повисший над соснами Повенецкого бора.

Обр затряс головой. Нет, это уже не Нюська была. Померещилось. А если б не померещилось, воротился бы к господину Стрепету покорной, готовой к услугам пешкой. А потом вся жизнь на Доске. Только короткая жизнь. Потому что началась бы война, а на войне пешки долго не живут. Даже то немногое, что Обр пытался делать для глупой девчонки, спасало ему жизнь. Увел ее из Городища на неделю раньше – не попался Раду и его людям. Отправился искать ее по трущобам – не попался патрулям, которыми были полны дороги. Захотел подарить котеночка – не остался на воеводином крыльце, сумел снова избежать смерти. Помнится, проклятый Повелитель тоже так думал.