– Джаспер, Херши заманил на свой летний бал всех лондонских знаменитостей, во-первых, для того, чтобы об этой вечеринке говорили как о главном событии сезона, а во-вторых, чтобы устроить колоссальную пробу актеров… – Эми прижимается к нему, пропуская принцессу Маргарет и лорда Сноудона, – для фильма, который еще не факт что снимут.

– Я и не подозревал, – говорит Джаспер.

– Вот поэтому ты весь такой из себя… дин-дон, динь-дон!.. – Эми дергает галстук Джаспера, как веревку колокола. – Очаровательный. Между прочим, ты со мной еще не рассчитался за то, что я вас всех вызволила из жуткой итальянской тюрьмы. И как ты думаешь со мной расплатиться? Динь-дон, динь-дон?!

Вечернее небо – сланец и перламутр. В свете прожектора бассейн сияет полуденной синевой. Шатер на лужайке в саду мерцает изнутри, а труба и фортепьянное джазовое трио играют «Summertime»[148]. Джаспер подходит к Гриффу, которого окружает толпа манекенщиц, актрис, интеллектуалов и бог знает кого еще.

– …Глаз не сомкнул. В соседней камере кто-то всю ночь орал. По-итальянски, так что я не знал, что там вообще происходит. Ну, наутро мне приносят поднос с завтраком, а там, среди фасоли на тарелке, лежит отгрызенный большой палец!

Девушки визжат. Кто-то говорит на ухо Джасперу:

– Это он серьезно? Или заливает ради смеха?

Джаспер оборачивается. На него смотрят насмешливые глаза из-под всклокоченных прядей афро, на которых сидит цилиндр змеиной кожи с ярко-синим перышком.

– Охренеть! – вопит Грифф. – Это Джими Хендрикс!

– А вот и название для твоего сольного альбома, – говорит Кит Мун. – «Охренеть, это Джими Хендрикс». А я назову свой «Мун как Мун».

– «Утопия-авеню», я просек вашу музыку. – Джими Хендрикс пожимает руки Джасперу и Гриффу. – Ваш альбом – полный улет.

«Сделай ответный комплимент», – напоминает себе Джас-пер.

– «Axis»[149] – новаторский альбом.

– Да ну, я его слышать не могу, – говорит Джими Хендрикс. – Там звук хреновый. Я мастер в такси забыл…

– …Или лучше «Мун во всей красе»? – продолжает Кит Мун. – Нет, это еще хуже. Звучит как дешевая порнушка. Черт, как начнешь, так не остановиться…

– …ну, мы взяли бобину у Ноэля, а она была зажеванная. Чезу пришлось ее выглаживать. Буквально. Утюгом. А вы где записываетесь?

– В «Пыльной лачуге», – отвечает Джаспер. – На Денмарк-стрит.

– А, знаю. Мы там первую демку записывали.

– …может, назвать «Зверский Мун»? – не унимается Кит Мун. – И фотка на обложке: я, загримированный под оборотня, вою на Луну…

– Слушай, а что у тебя там за примочки, на «Вдребезги»? – спрашивает Джими Джаспера. – Фузз, что ли? Я так и не понял…

– Да я подключил гитару в старый «сильвертон» Диггера, а там динамик с прорехой, вот и получился такой странный звук.

– А, вот в чем дело. Кстати, это «стратокастер» или «гибсон»?

– У меня только «стратокастер». Я его купил… – (в бассейн кто-то прыгает), – у одного моряка в Роттердаме. Модель пятьдесят девятого года, «фиеста ред». Звук не такой взрывной, как у тебя, ни фузза, ни спирали, зато инструмент универсальный, подходит для всего. Очень классно рычит в новой тюремной песне Дина.

– Ага, я читал про ваши римские каникулы. В тюряге несладко.

– Повезло вам, что журналюги встали на защиту, – говорит Брайан Джонс. – А меня гнобят. За жалкий пакетик дури… между прочим, подброшенный детективом Пилчером. Этот мудак мне еще и предложил, мол, выбирай, за что хочешь сесть – за дурь или за кокс.

– Власти боятся, что ваше вызывающее поведение послужит дурным примером для масс, – говорит грузный человек в строгих очках; Джаспер знает, что это известный драматург, но не может вспомнить, как его зовут. – Если вам сходят с рук дерзкие выпады в адрес власть имущих, то и заводские работяги начнут вести себя так же. А это может привести к революции.

– Пиф-паф, ты убит! – Малыш в ковбойской шляпе, банном халатике и шлепанцах стреляет в драматурга из игрушечного пистолета.

– А кто не убит, в конце-то концов? – вопрошает драматург. – Вот так рожают, распластанные на могиле, блеснет день на мгновение, и снова ночь.

Мальчик оглядывает круг великанов, выбирает следующую жертву – Джими Хендрикса:

– Пиф-паф, ты тоже убит!

– Привет, коротыш. Вообще-то, очень привлекательная мысль.

Мальчик крутит пистолет на пальце и засовывает в кобуру. Подходит Тиффани Херши:

– Криспин! Кто разрешил тебе выйти из твоей комнаты?

– Шалун Фрэнк, – серьезно говорит Криспин, будто это все сразу объясняет.

– У моего сына целая орава воображаемых друзей, – вздыхает Тиффани. – Фрэнк отдувается за все проделки Криспина.

Драматург ставит пустой бокал на поднос проходящего мимо официанта, берет полный.

– Здоровое воображение – бесценный дар.

– Воображение Криспина здоровым не назовешь, – вздыхает Тиффани.

– Ты – его мама?! – восклицает Дин. («Когда он успел подойти?» – думает Джаспер.) – Правда, что ли? Я даже не…

Криспин направляет пистолет на Дина:

– Пиф-паф, ты убит!

Тиффани говорит Дину:

– Я уже дважды мама. Поэтому так давно не появляюсь на экране. Все, Криспин, пойдем к Агги. Хватит нам убийств в летнюю ночь.

Но Криспин еще не наигрался. Он наводит пистолет на Джаспера и начинает медленно нажимать на спусковой крючок. Джаспер смотрит прямо в дуло, глаза в глаза человеку, которым станет Криспин, и говорит:

– Как приготовишься, так сразу…

– Нет, тебя не надо, – вздыхает мальчик, будто мудрый старец, и поворачивает дуло на Брайана Джонса: – Пиф-паф, ты убит! – И на Кита Муна: – Пиф-паф, и ты тоже!

Кит Мун притворно стонет:

– В глазах темнеет…

– Иди на свет, Кит, – замогильным голосом вещает Брайан. – Иди прямо на свет…

– Не надо поощрять его фантазии, – говорит Тиффани, но Кит, не прекращая стонать, хватает Брайана Джонса за локоть, они вдвоем отступают на самый край бассейна… и плюхаются в воду, забрызгивая всех вокруг каскадами воды. По саду разносятся смех и визг.

Саксофонист выводит мощное «How Deep Is the Ocean?»[150]. Джаспер ползет по светлому туннелю фута четыре в ширину и три – в высоту. Земля мягкая. Дерн. Джаспер встает на четвереньки. Стены туннеля полотняные. Джаспер трогает потолок. Стучит костяшками по дереву: тук-тук. Зря это он. Тук-тук. Да, несомненно. Скоро, очень скоро. А пока придется полагаться на запасы квелюдрина и ковылять вперед. «Что это?» Обувь. Бок о бок. Мужские туфли. Женские туфли. Сброшенные туфли. Сандалии, в них пальцы с накрашенными ногтями. «Я под столами в шатре». Он помнит, что сообразил это раньше. Он помнит, как сообразил, что помнит, как сообразил это раньше. Интересно, как долго можно продолжать эту цепочку рассуждений? Рука наталкивается на что-то мягкое. Булочка. Он сжимает податливый комочек. Мякиш чавкает. «Тук-тук». Джаспер подползает к дальнему углу. Поворачивает направо. «Выбора нет». Это не первое кругосветное путешествие в Подстолье. «Я потерял часы. Времени это без разницы». Из-за угла впереди появляется чья-то рука. Еще один исследователь Подстолья. В двадцати футах от Джаспера. В пятнадцати. В десяти, в пяти… Они присматриваются друг к другу.