В письмах родным в Германию он защищал позицию Америки, хотя насколько возможно избегал обсуждать свои взгляды с кем-либо из живущих в Европе. 15 декабря в письме Максу Варбургу он выражал сомнения относительно быстрого окончания войны: «Я был особенно рад получить письмо, написанное твоей собственной рукой, в котором так проницательно объясняется вся обстановка. Боюсь, время для взаимопонимания между странами еще не пришло и – что самое ужасное – придется пожертвовать многими жизнями, прежде чем воюющие стороны, правительства и народы прислушаются к голосу разума и поймут на собственном опыте пяти ужасных месяцев… что им лучше собраться вместе и попытаться что-нибудь предпринять, чтобы положить конец причинам, вызвавшим войну, и добиться постоянного понимания между европейскими странами на будущее. Нечто в таком роде рано или поздно должно быть сделано, и мне кажется, особенно в интересах Германии, чтобы это произошло скорее, даже ценой жертвы».

Он ужасался продолжению войны; несмотря на возможные неверные истолкования, которые он предчувствовал, он согласился дать большое интервью газете «Таймс», которое было опубликовано в воскресенье, 22 ноября 1914 г. В интервью Шифф давал свою оценку предпосылкам и причинам войны, указывал, какие шаги, по его мнению, необходимо предпринять, чтобы достичь мира, и выражал надежду, что война не окончится превосходством какой-либо одной из великих держав или таким миром, который перекроит карту Европы, потому что ему казалось, что такой мир станет предвестником других войн.

Интервью окончилось длительной перепиской с президентом Элиотом, которая почти вся была опубликована в «Таймс» в воскресенье, 20 декабря. Война затягивалась, и его прежняя точка зрения претерпела кардинальные изменения. В следующем отрывке из письма Элиоту от 14 декабря 1914 г. не только подытоживается его тогдашнее мнение, но и отмечается, что Шифф один из первых разграничил противоборствующие правительства и их народы: «При всей моей привязанности к моей родине и ее народу я не испытываю враждебности к Англии, питаю теплые чувства к Франции и очень сочувствую храброй поверженной Бельгии. Итак, «без какого-либо злого умысла» и испытывая высочайшее уважение к выраженным Вами взглядам, я все же считаю, что невозможно оказать человечеству большей услуги, чем сделав попытку, либо используя силу общественного мнения двух Америк, либо иным путем, собрать воюющие правительства вместе как можно раньше, пусть даже не прекращая конфликта, чтобы они попытались понять, можно ли теперь, на дорогом опыте последних пяти месяцев, сделать что-нибудь, чтобы ликвидировать лишние вооружения на суше и на море… и заложить основу, на которой можно добиться постоянного и устойчивого разоружения в будущем.

К такому результату им в любом случае придется прийти, и неужели вначале придется пожертвовать новыми человеческими жизнями, сотнями и сотнями тысяч, и творить еще большие разрушения, прежде чем страсти улягутся и вернется разум? Если, как Вам кажется, война должна продолжаться до тех пор, пока одна страна не будет повержена и ей придется принять условия, выдвинутые победителем, потому что больше не сможет продолжать… мир, достигнутый таким образом, станет лишь предвестником другой войны в близком или отдаленном будущем, войны еще более кровавой, чем нынешний кровопролитный конфликт, и никаким договором нельзя будет… ее предотвратить.

Двадцать веков назад в мир пришло христианство, несущее благородное послание «…на земле мир, в человецех благоволение», и вот теперь, через две тысячи лет, почти в канун тех дней, когда христианство празднует рождение его основателя, кто-то настаивает, что безжалостная резня человека человеком, свидетелями которой мы являемся прошедшие месяцы, должна продолжаться до бесконечности.

Искренне Ваш,

Джейкоб Г. Шифф».

Его последнее письмо от 25 декабря 1914 г. осталось неопубликованным:

«Уважаемый доктор Элиот!

Наша с Вами недавно опубликованная переписка вызвала массу писем ко мне. Одно из полученных мною приложений адресовано нам обоим, и потому я посылаю его Вам на рассмотрение. Оно составлено весьма умно, и я с большим интересом прочел это обдуманное предложение, пусть даже я сомневаюсь, возможно ли в наше время осуществить изложенный в нем план. Я понятия не имею, кто автор письма. Во всяком случае, полагаю, мы имеем право гордиться тем, что наш обмен взглядами, изложенный в недавней переписке, будет способствовать дальнейшему пониманию создавшегося положения и, возможно, поможет его прояснить.

«Мир на земле и в человецех благоволение» – какая пародия на то, что творится сейчас! Я даже не смею никого поздравлять с Рождеством и Новым годом…

Всегда искренне Ваш,

Джейкоб Г. Шифф».

Части писем, которыми обменивались Шифф и Элиот, несомненно, передавались по телеграфу во все части Европы; на них обижались в Германии, где, похоже, рассчитывали, что Шифф займет сторону Германии. Свои взгляды он объяснил в письме доктору Паулю Натану в Берлин 5 января 1915 г.: «Что касается моих высказываний, которые перепечатаны в прессе за границей, считаю, что их цитировали лишь частично и не всегда верно. Вот суть того, что я говорил в интервью и в опубликованной переписке с Элиотом: ни одно из государств, занятых в нынешней войне, на самом деле не знает, почему оно сражается; не в интересах мира, чтобы какое-либо из этих государств было повержено и вынуждено было принять навязанный ему мир; далее, невероятно, чтобы конфликт окончился в разумные сроки путем поражения того или иного государства; поэтому, рано или поздно воюющие стороны вынуждены будут собраться вместе и понять, нельзя ли устранить навсегда причины и обстоятельства, приведшие к этому ужасному конфликту, и нельзя ли заложить основы прочного мира в Европе, который сделает ненужными ужасные вооружения; и, наконец, следует попытаться изложить обстановку воюющим правительствам сейчас, чтобы как можно скорее положить конец ужасной бойне и страшным разрушениям…»

28 января 1915 г. он писал Максу Варбургу: «Спасибо за доброе письмо после моего ноябрьского интервью «Таймс». Я прекрасно понимаю, что, откровенно изложив свои взгляды, я стал мишенью для яростных нападок не только в Англии и во Франции, но даже более того – в Германии. Однако в нашей стране мои высказывания вызвали больше одобрения со всех сторон.

Моей целью и раньше и теперь остается попытка убедить враждующие стороны в том, что их позиции ложны, что как народам, так и их правительствам необходимо понять, что война до победного конца была бы самым страшным последствием… что таким способом никогда не достичь прочного мира; и что обе стороны должны вернуться к тем условиям, которые существовали до начала войны и которые вызвали ее, с тем чтобы… путем взаимных уступок устранить эти условия… Я прекрасно знаю: тот, кто попытается взять на себя роль миротворца там, где страсти так накалились, как сейчас в Европе, наверняка будет понят превратно и подвергнется злобным нападкам; тем не менее я продолжу вместе с другими неустанно трудиться в выбранном мною направлении, потому что убежден, что это мой долг.

Подобно тому как все мои корреспонденты в Германии с величайшей горечью пишут о врагах Германии и твердят, что Германия должна победить, непременно победит и на за что не согласится на мир, который не предоставит ей всего, ради чего она вступила в войну, мои друзья с другой стороны, англичане и французы, пишут мне с такой же горячностью, как и немцы. Все считают, что они сражаются только за свои права. Если так будет продолжаться и дальше, решение можно будет принять лишь путем грубой силы, и тогда создадутся условия, подобные мексиканским, которые столь неприятны цивилизованным странам и цивилизованным людям. Вот самая ужасная часть происходящего; война и нынешняя обстановка уже начинают становиться привычными, в результате чего падает нравственная атмосфера стран и их цивилизации.