Дурные предчувствия насчет рисунка связаны с тем, что она решила изобразить не красоту пиона, но его гнилостное увядание. Еще одна заумь проступает в том, что на заднем плане она набросала силуэты соучеников, сидящих лицом к ней и тоже рисующих цветы. Хотя строгих указаний не поступало, Тик уверена, что миссис Роудриг не одобрит посторонних изображений, учительнице нужны только букет и ваза. Она также не обрадуется, увидев, что Тик нарисовала один стол зеленым, соседний – ярко-красным, а на заднем плане – грудасто-грозную фигуру учительницы.

– Да уж, Джон, повезло тебе, обормоту, – гнет свое Зак. – В том, что тебя воспитывает бабушка, я хочу сказать.

Тик невольно оборачивается и впивается в него взглядом – правда, всего лишь на секунду. При Джоне Воссе она, разумеется, не станет высказать очевидную истину: не будь Джон столь наглядно невезучим, его воспитывали бы родители. Между прочим, в последнее время Зак, по непонятным для Тик причинам, то и дело поминает бабушку Джона. То скажет, какая она, должно быть, замечательная женщина. Или как бы ему хотелось с ней познакомиться. И не кажется ли им, что она стала бы украшением “Наших выдающихся земляков”, ежемесячной передачи на местном канале? Дня два назад в столовой, когда Зак впервые задал этот вопрос, Джон Восс оторвался от сэндвича, приготовленного для него Тик, и выражение его светлых водянистых глаз озадачило ее, даже напугало, хотя она не могла сказать, чем именно. Сейчас кажется, что он пребывает где-то далеко-далеко и еще дальше, чем обычно.

– Вот что, – Зак пихает локтем Кэндис, меняя тему, – я придумал подходящее имя для нового бойфренда Тик.

Кроме того, что парень, который ей нравится, живет в Индиане, Тик не сообщила ничего, даже имени, и теперь в отместку за эту скрытность Зак предлагает поиграть в имена.

– Темник, – говорит он, похохатывая достаточно громко, чтобы за Красным столом его услышали. – Врубаетесь? Паренек-то из долбаной Индианы!

Последние дни он откровенно заигрывает с Кэндис, пытаясь вызвать у Тик ревность. Странно, когда в прошлом году Зак вел себя так же с другими девочками, она не могла унять обиду и боль, оттого что ее предали, и даже ярость. Но когда тебе глубоко наплевать, сообразила Тик, ты будто включила подогрев в машине, запотевшее лобовое стекло чудесным образом сделалось прозрачным, и ты наконец понимаешь, куда едешь на самом деле. А теперь у бедняжки Кэндис лобовое стекло запотело. Она порвала с Бобби, парнем, который то ли сидел в тюрьме, то ли нет, и даже объяснила ему почему – из-за Зака. По словам Кэндис, Бобби недавно выпустили и вроде бы он собирается в Эмпайр Фоллз, чтобы отыскать этого говнюка Минти и отметелить его. Кэндис явно не верила своему счастью – к ней проявил интерес сам Зак Минти! – что лишь доказывает ее непроходимую тупость, полагает Тик, поскольку ничего Зак не проявил. Флиртовать с Кэндис он будет до тех пор, пока не удостоверится, что Тик пофиг, и тогда объявит всем, что это была только шутка. И кроме того, Тик начинает понимать: в некотором смысле он и ею никогда не интересовался, правда, иначе, чем в случае с Кэндис. Одна половина ее “я” хотела бы разобраться в этом вопросе основательнее, другая же радуется, что первая в это не суется.

– О господи, о боже мой… я врубилась! — верещит Кэндис. Во что бы она ни врубилась, восторг явно переполняет ее, и Кэндис не терпится поделиться. – Ты не обидишься, если я скажу? – спрашивает она Тик.

Она хочет получить прощение авансом за двурушничество. Целый день она допытывалась у Тик, не обидится ли та, если Кэндис и Зак начнут встречаться. Теперь ей требуется уверенность, что с ее стороны вполне нормально участвовать в новой игре “Давайте посмеемся над новым парнем Тик”.

– Валяй, – отвечает Тик, не желая лишать Кэндис удовольствия. Не запотей ее лобовое стекло, она бы увидела, что облом надвигается прямо на нее, слепя дальним светом фар.

До звонка минуты две-три, и Тик пытается понять, завершен ли ее рисунок. В этом, как и во многом другом, Билл Тейлор никогда не сомневается. А еще Тик любопытно, узнает ли миссис Роудриг себя в мутном пятне, нависающем над Красным столом.

– Простой, – заливисто хохочет Кэндис. – В Индиане, они же там все такие. Темник Простой.

Зак Минти смотрит на нее, лицо – неподвижная маска:

– Дико смешно. Как бы не лопнуть от смеха.

И хохот застревает комом у девочки в горле.

– Так же смешно, как и то, что ты сказал, – подает голос Джастин Диббл, вынуждая Тик оторваться от работы.

На долю секунды их глаза встречаются, затем он отворачивается. Она давно подозревала, что ему нравится Кэндис, а его поддразнивания – ритуал ухаживания. С тех пор как Зак флиртует с Кэндис, с лица Джастина не сходит болезненная гримаса обманутого человека, хотя бунтовать он пока не склонен. Во что ему обойдется этот бунт? – пытается вообразить Тик.

Зак, вероятно, размышляет над тем же вопросом, потому что вызывающие слова Джастина он пропускает мимо ушей и приглашает приятеля вновь заняться безмолвствующим Джоном Воссом.

– Давай так, пусть Джон Восс решит за нас, – предлагает он. – Эй, Джон. Тема – новый бойфренд Тик. Какое имя смешнее – Темник или Простой?

Джон Восс поднимает глаза на Тик, и до нее вдруг доходит, что он, наверное, впервые слышит о Донни. Он быстро опускает голову и отворачивается, но Тик успевает – или надеется, что успела, – сказать ему взглядом: “Ответь, если хочешь, я не против”.

– Ладно, поставим вопрос по-другому, – говорит Зак, поскольку Джон не откликается. – Как думаешь, что твоя бабушка признала бы более смешным?

Раздается звонок, Минти встает и секунду-другую смотрит сверху вниз на Джона Восса, который, кажется, и не слышит звонка. Кэндис тоже проворно вскакивает – девочка на веревочке; помешкав немного, они вдвоем направляются к двери; Джастин, щурясь, глядит им вслед.

– Спроси ее, а, Джон? Потом расскажешь, – бросает Зак через плечо.

Рисунок, делает вывод Тик, завершен. По той же причине, по какой у Билла Тейлора картины всегда завершены. Потому что час миновал.

Голос он узнал сразу, хотя прошло четыре года с тех пор, как на выпускном вечере в старшей школе он слышал этот голос в последний раз.

– Здравствуйте, дорогой мой, – сказала она, и ее “здравствуйте” (“дорогой мой” послужило лишь довеском) хватило, чтобы внутри у него все сжалось. Не так ли чувствуют себя преступники из программы защиты свидетелей, когда случайно на улице их опознают бывшие подельники? – Я давно пытаюсь дозвониться до вас. Боюсь, вам лучше приехать домой.

Вот так, в один миг, все в его жизни переменилось. Сколько времени они еще обговаривали детали его возвращения? Минут пятнадцать? Сам он открывал рот или только слушал? Позднее он был не в состоянии реконструировать их разговор, помнил только, что он не сопротивлялся. Помнил отчетливо. В конце концов, он был не в программе защиты свидетелей. Он был Майлзом Роби, и его мать умирала.