Вернувшись в ресторан, Шарлин спросила у Роджера Сперри, нельзя ли ей уйти на полчаса раньше; тот кивнул из-за стойки, и не успела за Шарлин хлопнуть дверь, как она была уже на мотоцикле, который оживленно вибрировал, предвкушая ее возвращение, еще секунда – и Шарлин Гардинер с женихом след простыл.

– В жизни не догадаешься, кого я обязан пригласить, по мнению моей матери, – сказал Майлз. Смотрели он и Отто не друг на друга, но на пустое пространство за окном ресторана.

– Синди Уайтинг? – откликнулся Отто и, когда Майлз уставился на него, пояснил: – Твоя мама звонила мне на прошлой неделе. Я подумал, ты можешь предложить мою кандидатуру.

Майлз закрыл глаза в ожидании, пока унизительность поступка его матери утратит остроту.

– Все нормально, – попытался успокоить его Отто. – Ну, то есть, это было бы не так уж плохо. Синди, она ведь довольно симпатичная, ты так не считаешь?

Внешность Синди в данный момент Майлзу была совершенно безразлична. В голове его опять звучала речевка, которую он не мог забыть с прошлой весны, когда учился водить. “Вперед, Роби, вперед! Вперед, Роби, вперед!"

– Во всяком случае, она приятная девушка, – продолжал Отто. Что было правдой. И когда Майлз не возразил, Отто добавил: – И ты ей нравишься. Больше остальных.

– Это-то и плохо, – ответил Майлз, глядя другу в глаза.

– Нет. Девушка, которую ты любишь, только что укатила на мотоцикле, на заднем сиденье, – сказал Отто. – Вот что плохо.

– Шел бы ты, Отто, – предложил Майлз.

– Опять же, мы можем пойти вчетвером, – не сдавался его друг. – Энн будет не против. (Энн Пачеро была той самой, кого он пригласил на бал.) Спорим, ей захочется получше познакомиться с Синди. Все будет нормально.

Опустив голову, Майлз обдумывал его слова.

– А вдруг она решит, что она мне нравится?

– А разве она тебе не нравится?

– Ты понимаешь, о чем я.

Теперь Отто уставился в пол, а Майлз пытался припомнить, слыхал ли он когда-нибудь, чтобы его ровесник советовал поступить правильно, потому что так правильно. В иных обстоятельствах он был бы благодарен Отто, рискнувшему затронуть моральный аспект проблемы. Возможно, он и в текущих обстоятельствах был ему благодарен. Но ему хотелось объяснить своему другу и как эта девушка жаждет внимания, и что живет она в придуманном ею мире, и что малейшее проявление участия возбуждает и расцвечивает ее фантазии. Но, с трудом подыскивая нужные слова, он понял, как похоже то, что он хочет описать, на его собственное томление по Шарлин Гардинер, действительно укатившей в свое новое будущее, даже не сказав ему “до свидания” и не прихватив четвертак, который он всегда оставлял ей на чай.

Вечером после ужина, когда брат лег спать и Майлз принялся за домашнее задание, в столовую, где он расположился с учебниками и тетрадками, вошла Грейс:

– Я хочу, чтобы ты поехал в колледж Святого Люка.

Небольшой католический колледж неподалеку от Портленда был самым дорогим учебным заведением, куда он послал заявку на поступление. Он заполнил также анкеты Университета Нью-Гэмпшира, Университета Вермонта и, без материнского ведома, Университета штата Мэн и до сих пор был уверен, что позже, когда придет время, матери придется смириться с реальностью.

– Мам… – начал он.

– Я ходила сегодня в Святую Кэт, – перебила Грейс.

Майлз глубоко вдохнул: “Господи, она молится о том, чтобы я учился не в Мэне”.

– Отец Том знает кое-кого из этого колледжа, – продолжила Грейс, и Майлз выдохнул. – Он полагает, что с твоими отметками у тебя есть хороший шанс на стипендию. Говорит, что приход, возможно, найдет средства помочь с учебниками. И ты ведь хочешь там учиться.

Его подмывало спросить – нет, прокричать: “Мало ли чего мне хочется?!” Но он просто кивнул. Да, он этого хотел.

– Мы найдем деньги. – Мать взяла его за руку. – Ты мне веришь?

Возможно ли на такой вопрос ответить “нет”?

– Конечно, мам, – пробормотал он. Расстроенный ее одержимостью, он предпочел бы поскорее закончить этот разговор.

– Хорошо, – сказала Грейс. – А теперь я хочу попросить тебя об одолжении.

И тут он подумал, что желать чего-либо вопреки всякому здравому смыслу, наверное, не всегда самая большая глупость, на какую способно человеческое существо. Ибо в тот день, вернувшись из “Гриля”, примерно тогда же, когда его мать пересекала реку, направляясь домой, он позвонил Синди Уайтинг.

– О, Майлз. – Голос Синди немедленно задрожал от слез. – Милый, милый Майлз.

Отто Мейер мл., выслушав сообщение о том, что набранный номер не обслуживается, повесил трубку и потянулся за пластиковой банкой с антацидами, которую он хранил в правом нижнем ящике письменного стола. Каждый директор до него что-нибудь да хранил в этом нижнем ящике справа, нечто, помогавшее продержаться до конца дня, и Отто утешал себя мыслью, что, бывало, там прятали кое-чего и похуже. Открутив крышку, он высыпал пяток таблеток на левую ладонь и мрачно сжевал их. Прежде чем закрыть банку, он заглянул в широкое горлышко, прикидывая, сколько таблеток еще осталось. Девятнадцать вроде бы. До конца недели не хватит, и тем более такой недели, как эта.

Придется опять ехать в Фэрхейвен, в тамошний “Уолмарт”, где ему продадут за сущие гроши “семейную” упаковку дженериков по пятьсот таблеток в каждой. Фармацевт божился, что его дженерики ничем не отличаются от фирменных лекарств, но Отто не очень ему верил. Чертовых пилюль требовалось все больше и больше, чтобы навести порядок в желудке.

Махнув рукой на рекомендуемые дозы, он месяцами обрушивался на свой проблемный орган “коверными бомбардировками” при первых же признаках обострения. Количество сжеванных противокислотных таблеток зависело от уровня проблемы, вынуждавшей желудочную кислоту вспениваться и подступать к горлу, так что Отто чувствовал ее привкус на языке. На прошлой неделе, узнав, что один из его лучших учителей, придя домой с работы, избил свою жену так, что ее пришлось госпитализировать, он прописал себе дюжину таблеток и исполнил это предписание в точности. Когда на следующий день он отправился в больницу навестить бедную женщину и она глянула на него глазами-щелочками до того распухшими, что глазного яблока было почти не видно, Отто, спустившись вниз в магазин подарков, купил пузырек с фирменными таблетками и велел себе съесть половину его содержимого, не отходя от кассы. На следующий день Отто явился к учителю на дом и застал его на кухне – тот сидел, уставившись на пистолет, лежавший на столе, – и, следовательно, правильная доза составила вторую половину пузырька. А теперь еще Джон Восс.

Третью записку он извлек из своего школьного почтового ящика этим утром, хотя понятия не имел, когда ее туда сунули – сегодня или вчера вечером, когда учителя разошлись по домам. Как и две другие, эта состояла из одного-единственного предложения, напечатанного на принтере, несомненно, в школьном компьютерном центре. Где бабушка Джона Восса? Ни приветствия, ни подписи.